Читать книгу "Оружейник. Приговор судьи - Олег Шовкуненко"

Твердь… Я повертел это слово в уме и понял, что так оно и есть. Наносы пыли, щебня и песка здесь составляли самое большое метр. Дальше шла какая-то твердая очень похожая на руду порода. Смять ее корабль не мог, даже если допустить что при его падении получился довольно сильный удар. Тогда оставался всего один вариант: «Джулия» угодила в какую-то трещину или разлом.

– Под землю спускаемся, что ли? – задал я вопрос, когда прикинул, что мы уже сейчас находимся метра на три ниже поверхности.

– Догадливый ты полковник, – Кальцев снизошел до ответа.

– Ты и впрямь полковник или погонялово такое? – поинтересовался Черкашин.

– И впрямь, – кивнул я. – Танкист из Кантемировки.

– А ваш приятель? – шагающая впереди Татьяна приостановилась и повернула голову.

Вопрос предназначался мне, но отвечать на него я как всегда не спешил. К конторе Загребельного люди относились по-разному. Поэтому пусть Андрюха сам решает оповещать о своем прошлом или нет.

– Я подполковник Федеральной службы безопасности, – мой друг сделал выбор.

– Во как! – выдохнул Иваныч.

– Шпион, значит? – поинтересовался кто-то из тех, что шел за нашими спинами.

– Не-е, – протянул в ответ другой голос. – Это у всяких там янкисов или англичан шпионы были, а у нас разведчики.

– Тут как раз для разведчика дел полным-полно, – заверил нас Черкашин. – Тут вокруг вопросов больше чем ответов. Самая для вас с Кальцевым работа.

– С Кальцевым? – переспросил Леший и, метнул быстрый взгляд в сторону нашего старого знакомого.

– Ну, да, – подтвердил Иваныч. – Он же вроде как тоже разведчик… из Одинцово.

Слова Черкашина походили не то на вопрос, не то на утверждение. По ним сразу стало понятно, что местный старожил был бы очень не против услышать от нас подтверждение тех сведений, которые им доложил сам Кальцев при своем здесь появлении.

– Разведчик, спору нет, – вместо Загребельного ответил я. – Только чего-то он там небольно наразведывал раз сам оказался здесь, а доверившиеся ему люди неизвестно где.

Похоже, я здорово наступил на больной мозоль одинцовского Штирлица. Кальцева всего аж передернуло, после чего он резко схватил меня за плечо:

– Ты Ветров говори, да не заговаривайся! – злобно прошипел одинцовец. – Откуда тебе знать, что там да как было.

– Вот я и хочу выяснить, – старый танкист не остался в долгу и вцепился своему неуравновешенному оппоненту в отвороты пальто. Мы долго и в упор буравили друг друга взглядами, пока, наконец, негромкий, но требовательный женский голос не произнес:

– Когда спустимся, там и поговорите. А сейчас чего уж… сейчас идти надо.

Возразить Татьяне было нечего, а перегрызть Кальцеву горло пока казалось несколько преждевременно. Именно поэтому я и разжал пальцы.

Этот наш «милый» разговор состоялся уже практически у задних ворот парома. Мы отмахали сто пятьдесят метров его пустой гулкой палубы и оказались перед очередной, довольно крупной дырой. За ней виднелась абсолютная чернота, как будто там находился космос. Или нет, совсем забыл, в космосе ведь полным-полно звезд. Тогда это… Цирк-зоопарк это походило на проход в иной мир, тот самый в который я заглянул там, в Подольске, когда бросил свой БТР в черную бездну зловещего портала.

Однако, как видно дыра смутила лишь одного меня. Шедшие впереди Татьяна и Черкашин не задумываясь шагнули в нее. Свет лампы тут же заплясал на срезах металла, прорисовал во мраке что-то наподобие грубо сработанных перил. Фух! Перила означали сходню или лестницу, то есть что-то простое и понятное, а вовсе не ту чертовщину, которая отчего-то мне привиделась.

Перебравшись через край дыры, мы и впрямь оказались на рифленом металлическом съезде. Его наверняка демонтировали с парома, где именно такие мостки обычно служили для переезда автотранспорта с одного уровня на другой. Съезд уходил под углом вниз и вторым своим концом утыкался в гладкую каменную стену. Там он опирался как на вбитые в породу массивные крючья, так и на две, выполненные из толстых швеллеров подпорки, которые доходили до самого дна пещеры.

То, что это была пещера, теперь стало совершенно ясно. «Джулия» своей кормой продавила ее свод и плотно засела в каменных тисках. Размеры подземной каверны оказались довольно внушительными. По площади – половина футбольного поля. Правда, высота не очень большая, всего метров семь-восемь. Паром буквально касался своими гребными винтами пола. Разглядеть все это мне помог горящий внизу костер, вокруг которого сидело три человека.

– Под ноги смотрите! – от созерцания местных достопримечательностей меня отвлек голос Иваныча. – Сейчас на вторую сходню перейдем. Она будет с правой стороны и чуток пониже этой.

Все так и оказалось. Вторая съездная аппарель была вделана в стену на полметра ниже первой. Другой ее край лежал на здоровенном плоском обломке скалы, который очевидно откололся от свода в тот самый момент, когда его протаранила многотонная махина корабля. Имелся и последний, третий съезд. Он соединял каменную глыбу с дном пещеры. И вот именно там, где металл утыкался в расчищенную от камней площадку и горел огонь.

– Черкашин, это ты что ли, черт старый? – поинтересовался один из дежуривших внизу людей, поднимаясь на ноги. – Что-то вы сегодня быстро вернулись!

– Есть повод! – прокричал в ответ Иваныч. – Новенькие у нас.

– Новенькие?! Ух ты! – вслед за первым человеком вскочили и двое других. – Откуда? Из обезьянника или прямо из цеха драпанули?

– Не знаю. Не успели спросить. – Черкашин уже больше не кричал. В этом отпала всякая нужда, поскольку голова нашей процессии уже ступила на третий пролет самопального моста.

Когда мы приблизились к костру стало возможным разглядеть трех дозорных. Один из них, тот что первым заговорил с Иванычем был невысокий мужчина средних лет. Его правую щеку, ближе к уху, «украшал» крупный безобразный шрам, который поднимаясь к виску, терялся в спутанных пепельно-белых волосах. Точно такого же цвета были и усы и борода. Вся эта молочная растительность ярко контрастировала с темным, почти коричневым цветом лица.

Такая же кожа и такие же волосы, как и у остальных повстречавшихся нам «серых». У одних они чуть посветлее у других потемнее, но в принципе определенная тенденция просматривалась совершенно ясно: под этим адским небом все, что может выгореть, будь то волосы или ткань – моментально выгорает, а все части тела, даже те, что скрыты толстым слоем одежды, начинают темнеть, грубеть и высыхать. Не думаю, что это загар. При загаре кожа остается упругой и гладкой, да еще и приобретает красивый шоколадный оттенок, а тут… Тут на теле у людей образовалась настоящая корка.

Мои выводы подтвердили и остальные два охранника. Один совсем молодой парнишка. Уж не знаю, где его носило, но лицо он поджарил себе основательно. Лоб, нос и щеки юноши были покрыты крупными струпьями, по которым уже побежало несколько кровоточащих трещин. Парень то и дело кривился и промакивал их куском мятой тряпки, на которой поблескивал какой-то порошок.