Читать книгу "Любовники - Юлия Добровольская"

Аня совсем забросила первого ребенка и принялась вытравливать из себя второго. Несостоявшийся отец и муж вернулся к предкам, лаконично объяснив свой поступок словом «надоело», а потом забрали домой и Аню. Гнездышко разворошили, поделили утварь между обломками бывшей семьи, оформили развод. Родители не переживших первого же в жизни испытания детей тем не менее остались друзьями и ждали появления второго внука. Аня впала в депрессию, ей стала безразлична не только маленькая дочь, но и собственная жизнь, не говоря уже о втором ребенке, до рождения которого оставалось совсем немного.

Но второй Анин ребенок умер еще в утробе, не снеся столь яростной атаки на свою хрупкую, висящую на волоске пуповины жизнь. И случись иначе, неизвестно, что за пороки обнаруживались бы у ребенка один за одним после рождения, главным из которых могла стать интоксикация ненавистью, поступавшей в его едва обозначившийся организм с кровью женщины, упорно не желавшей стать ему матерью.

Аню насилу спасли. Ее инертный образ жизни — она почти не вставала с постели, глядя пустыми глазами в потолок или стену, — не дал вовремя распознать признаки беды. Когда однажды мать принесла дочери поесть, та не могла шевельнуться, а только стонала еле слышно. Потом она лежала в больнице, а Дина с Костей дважды отдавали ей напрямую свою кровь. Аня таяла на глазах, но цеплялась за жизнь и выкарабкалась.

Возможно, это был тот случай, когда нет худа без добра. Что-то мощно сдвинулось в сознании молодой женщины, и жизненные ценности выстроились в подобающий ряд.

Ее доселе заброшенная годовалая Полина стала дочерью, у матери Полины появилось желание выучиться и реализоваться в этой жизни.

И так оно и получилось. После выздоровления Аня занялась серьезной подготовкой к институту — она решила стать врачом. Ей много пришлось потрудиться, наверстывая упущения последних классов, но стремление было столь сильно, что удивлялись все вокруг, не только родители. Она посещала подготовительные курсы в институте и бегала к Дине или Косте на консультации по химии. Откуда у сестры появилась такая страсть, Дина прекрасно знала.

* * *

Однажды после процедуры переливания крови она зашла к Ане в палату.

— Анечка, все будет хорошо, — сказала Дина. — Все уже хорошо. Ты веришь в это?

— Да. Все уже хорошо, — ответила Аня, и Дина еще раз отметила, как она изменилась.

Она словно светилась изнутри. В прежней жизни, в жизни до, если Анины глаза и загорались, свет их был лихорадочным, болезненным, словно она куда-то спешила, словно что-то не успевала. Это было суетное, сиюминутное трепетание мотылька, которому отпущено на жизнь лишь несколько часов. Она азартно говорила о новых нарядах, рассказывала о том, как здорово они повеселились в прошлые выходные, кто сколько выпил, кто кому набил морду за нее или за ее подружку и куда они поедут в следующий раз…

Теперь ее глаза стали бездонными, из них исходил свет — свет покоя и мудрости. Совсем слабый, но это был свет.

— Я хочу жить, — сказала Аня и улыбнулась.

Такой улыбки Дина тоже никогда прежде не видела.

— Ты так изменилась, — заметила она.

— Да, — ответила Аня. — Если бы ты знала, что со мной произошло.

— Я знаю. — Дина опустила взгляд.

— Нет, ты не знаешь. Ты даже представить себе не можешь.

Дина посмотрела на нее вопросительно.

— Я была там, — сказала Аня.

Сначала Дина хотела уточнить: где там? — но как-то в один миг сразу поняла, что сестра имеет в виду.

— Правда? — спросила Дина.

— Хочешь, расскажу? Я знаю, что тебе можно. Ни маме, ни папе я не могу об этом сказать. А тебе можно.

И Аня рассказала, как в машине «Скорой помощи», везущей ее в больницу, она вдруг оказалась вне своего тела, как потом без малейшего усилия летела за этой машиной. А потом поняла, что может лететь, куда только захочет.

— Не знаю, как я это поняла. Просто пришло знание… Не голос услышала, не слова…

Дина слушала Аню, ее тихий ровный голос, смотрела на ее умиротворенное лицо и все понимала. Она словно сама все это знала.

— Вот видишь, — сказала Аня, — ты все понимаешь. Я же вижу.

— Рассказывай, Анюта. Если тебе не тяжело.

— Нет, мне не тяжело… Я поняла, что могу передвигаться на любые расстояния в мгновение ока, стоит только подумать — и я уже там. Это была такая невообразимая свобода… Я видела нашу землю со стороны. Я видела нашу Галактику… А потом я вдруг осознала, что я одна… Нет, не осознала… Понимаешь, там нет таких понятий, как «подумала», «захотела», «осознала», «поняла»… И у меня не было тела, не было головы, мозгов, которые думают, глаз, которые видят… И все равно, это было… тело. Только какое-то другое, бесплотное… Так вот, до меня дошло, что я совсем одна… там. И стало страшно… Опять не то. Все наши слова, земные слова, даже самые сильные — это просто пустое место по сравнению с тем, что ощущаешь там… Это был нестерпимый ужас одиночества… И меня словно вышибло оттуда этим ужасом. Я снова оказалась над машиной «Скорой помощи», а она уже подъехала к больнице… Представляешь, меня выносят из машины на носилках, а я все это вижу со стороны… Меня повезли в операционную. А я вроде обрадовалась, что нахожусь рядом с собой… И вроде бы думаю… только это не то думание… ну, я вроде решаю посмотреть: что же будет дальше. И лечу сверху… над собой. И мне даже стало смешно — вот они что-то делают с моим телом, а меня-то там нет… Но потом я вспомнила… ну, нет, не вспомнила, я просто тебе говорю земными словами, чтобы понятно было… я и сама-то слов таких не знаю, как все это описывается… Я вспоминаю, как мне стало жутко в пустоте, совсем одной… А мне уже живот разрезали… ребеночка мертвого вынимают… Кто-то из врачей говорит: зашивайте брюшину, все кончено. И маску снял… И сестры уже отходить стали, тоже маски снимают. И аппарат искусственного дыхания отключили… И вот еще я подумала тогда: ну как же это, они столько сделали уже, намучились, и все зря?.. А я-то не хочу оставаться там, в этой свободе, в этом одиночестве… И еще мне вдруг пришло знание того, что у меня есть второй ребенок… Такая мысль мелькает… нет, тоже не мысль, а знание: они не зашили матку, как же я буду рожать второго ребенка? Тогда я беру и заныриваю в свое тело… А потом уже не помню ничего. Только когда мама с папой пришли… и плакали надо мной. — Аня улыбнулась Дине: — Ты не думай, это не глюки и не бред…

— Я знаю, — сказала тогда Дина.

Только через несколько лет она услышит историю Маши с подробностями двух ее смертей, которые были в чем-то очень схожи с Аниным опытом.

Анина же история имела счастливое продолжение. Через два года упорных занятий, когда Полине исполнилось три, Аня поступила в медицинский институт. Потом окончила его и стала врачом-реаниматологом. Потом вышла замуж за своего коллегу, врача, и родила девочку в тот же год, когда Маша благополучно разрешилась мальчиком.

* * *