Читать книгу "Loveушка для мужчин и женщин - Катерина Шпиллер"

— Вам помочь? Что бы вы хотели? Вас интересуют новинки?

Я должна была сказать «спасибо, нет» и тут же уйти, но почему-то осталась и даже ляпнула:

— Какие новинки?

И вот они, почтительно кружась вокруг меня, выкладывают соблазнительные баночки и щебечут что-то про их необыкновенные качества содержимого, настойчиво уговаривая «обратить внимание». Я вела себя так, как, по моим представлениям, могла бы вести себя капризная, избалованная дорогими вещами особа. Ну, скажем, подружка крестного отца типа дона Карлионе. С сомнением и некоторой ленцой я разглядывала все это великолепие, внимательно изучала этикетки и задумчиво водила по подбородку указательным пальчиком (хорошо, что в тот день у меня был свежий маникюр!). Наконец, величаво произнесла:

— Мне надо подумать. Я к вам, возможно, завтра зайду, — и, томно поведя плечиками, неторопливо покинула магазин походкой женщины, которая никуда не торопится и которую у входа ждет «Мерседес». Нет, «Кадиллак»! На улице я сначала похихикала, потом задумалась: что это было? Игра? Желание хоть пять минут почувствовать себя хозяйкой жизни? Или боязнь дать понять этим девочкам-продавщицам, что я совсем не соответствую их магазину и этим ценам? Скорее, второе. Осознав это, я запрезирала себя… Впрочем, случай переиграть ситуацию представился мне очень быстро. В молочном отделе была маленькая очередь. Стоя в ней, я выбирала стоящие на витрине йогурты. И вдруг…

— Боже, как все подорожало! — запричитала немолодая женщина, вставшая следом за мной. — Вы только посмотрите!

Она явно призывала меня к общению.

— Йогурт — пять рублей! Что же это делается?

Я не умею игнорировать людей, которые обращаются ко мне, даже если вижу их в первый и последний раз в жизни. Вежливо обернувшись, я понимающе кивала и прищелкивала языком: мол, действительно, безобразие.

— Вы помните, сколько это стоило неделю назад? Помните?

Я не помнила. Подошла моя очередь, и я стала набирать эти пресловутые йогурты в точном соответствии со своим планом. Правда, теперь мне пришлось сопровождать этот процесс тяжелыми вздохами и трагическим покачиванием головы. «Подруга по несчастью» сочувственно кивала мне в унисон. Заплатив деньги, я, ссутулившись, словно под тяжестью дум о том, как выжить, побрела восвояси шаркающей походкой.

Потом я снова недоумевала: зачем этот спектакль? Может быть, мне не хотелось разозлить женщину своим относительным благополучием, которое позволяет не замечать двухрублевую разницу в цене? Или я хотела ей посочувствовать? Возможно, мне было немного неловко оттого, что я могу не думать об этой разнице, а она — нет. Но разве я виновата в этом? Но ведь чего-то я все-таки устыдилась? И — сыграла роль. Ну и что? Никому от этого хуже не стало. И если начистоту — в первый раз, что ли?

Ах, какие мы бываем противные, когда поймаем на «игре» кого-нибудь другого!

Однажды мой муж в компании, где оказалось много новых для нас людей, сцепился с мужиками в эмоциональном споре о «Мерседесах», «Опелях» и «БМВ». Мой фактурный супруг умеет привлечь к себе внимание, и в какой-то момент он долго солировал, распространяясь о мощности двигателей, ходовых качествах, удобствах салонов и так далее. При этом вид у него был… ну просто истина в последней инстанции! Чего мне стоило не запустить в него вилкой… Когда мы садились в наш битый «Жигуленок», я начала гнусно язвить:

— И когда это ты в последний раз водил «Мерседес»?

— Я просто много читал… И мне рассказывали… — начал оправдываться муж.

— Нет, ты не просто! — шипела я в своем неправедном гневе. — Ты строил из себя крутого! Ты хотел произвести впечатление супермена! Ты… — тут я поймала его взгляд: испуганный, растерянный. Такой бывает у нашего спаниеля, когда он что-то натворит. Жалобный собачий взгляд.

— Ты просто… крутой кокер, — это я уже сказала спокойным и даже сочувственным тоном. Мне стало стыдно: чего я цепляюсь? Ну, поиграл, повыпендривался перед незнакомыми людьми — жалко, что ли? Будто он сам не знает, в каких машинах ему доводилось ездить. Он, бедолага, надеялся на мое понимание. А я… Словом, я попросила прощения.

Одна моя знакомая, очень строгая и авторитетная дама, умеющая говорить с подчиненными так, что самые впечатлительные из них надолго теряют уверенность в себе, вдруг меняет тон и даже выражение лица, когда раздается некий телефонный звонок:

— Как вам будет удобнее. Вас я всегда жду, — воркует она вдруг почему-то очень тоненьким голоском.

Вы думаете, это разговор с возлюбленным? Отнюдь нет! На том конце провода — рядовой деловой партнер. Не более того. Самое смешное, что она сама не понимает, почему, разговаривая с ним, превращается в маленькую девочку.

— Он большо-ой, солидный, такой мачо своего рода, — она задумчиво грызет шариковую ручку. — Наверное, перед таким мужчиной меня подсознательно тянет почувствовать себя крошечной, зависимой… Дюймовочкой.

— Зачем?

— Да ни за чем! Так получается. Хоть раз в неделю хочется побыть беззащитной. Какая я на самом деле Дюймовочка? — она тяжко вздыхает, глядя на груды бумаг на столе и на лица своих бестолковых сотрудников, которым тут же становится ее жалко.

Близкая подруга сидит у меня дома и жалуется на судьбу:

— Прихожу к родителям и, небрежно скидывая дубленку, вздыхаю: «Боже, как я устала! В конторе все замыкается на мне. Без меня руководство не в состоянии принять ни одного решения». Под дубленкой — роскошный свитер, купленный вчера на давно отложенные доллары. «Ух, какая красота!» — восхищается мама. «А… — небрежно бросаю я, — рабочая одежда. У нас ведь солидные клиенты, я обязана быть на уровне». Мама с папой не знают, что их дочь — вовсе не менеджер, а всего лишь «барышня на телефоне»… Они не знают также, что, придя домой, она бережно снимает свитер, аккуратно вешает его под целлофан на плечики и засовывает в самый дальний угол шкафа до следующего торжественного случая…

Я знаю, о чем думает моя подруга, когда рассказывает мне об этом спектакле. О том, что нельзя огорчать родителей. Они уже немолоды, у них гипертония. Для них важно, чтобы у дочки все было хорошо: работа, семья, друзья. Но она боится признаться даже себе, что дело не только в бережном отношении к «старикам». Ее воспитывали в убеждении, что она должна, обязана «соответствовать». В школе надо получать только «пятерки». Все прочие отметки — для неудачников. В институте необходимо иметь повышенную стипендию, обычная — для серых личностей. Те, кого стипендии лишают, вообще не имеют права называться разумными людьми. Она всегда очень старалась соответствовать. В детстве она думала, что, если будет плохо учиться, мама с папой не будут ее любить. Постепенно у нее сложился комплекс вины перед родителями, и часто уже было трудно понять, виновата она в чем-то на самом деле или нет.

Ей уже за тридцать, но комплекс вины ничуть не уменьшился — такой же, как и двадцать лет назад. Тем более что всегда есть чем его подпитать: вот с работой, например, не складывается… Иногда ей кажется, что играть ту роль, в которой ее хотят видеть, это и есть единственный выход.