Читать книгу "Список семи - Марк Фрост"

– О господи, – пробормотал Дойл. – О господи, Джек.

Спаркс промолчал. Глотнув бренди, он бесстрастно продолжал рассказ.

– Вскоре мать снова забеременела. Эту новость скрывают от Александра, и, как только положение матери становится заметным, его отсылают учиться в пансион подальше от дома. Александра это не обеспокоило. Он стремился распространить свое влияние за пределами родового поместья. Новые люди – это то, что мне надо, говорит он себе. С любопытством он изучает открывающийся перед ним мир, населенный не только взрослыми, которыми он уже умел управлять, но и его сверстниками. Он добьется от них всего, чего захочет. И никто, в том числе и учителя, не подозревает, какой хищник живет рядом с ними. Следующей весной у матери родился второй сын. Александру не сообщают об этом. Его младший брат недосягаем для него.

На этот раз Дойлу не пришлось задавать уточняющий вопрос.

– Да, Дойл, теперь на сцене появился я.

– Ему так и не разрешили встретиться с вами?

– Нет. Многие годы он даже не подозревал о моем существовании, впрочем, как и я. Александр оставался в пансионе на все каникулы, даже на Рождество. А на лето его отправляли к дальним родственникам за границу. Родители навещали его раз в год, на Пасху. Отец к тому времени вышел в отставку и полностью посвятил себя жене и сыну. Я думаю, что, несмотря на перенесенный удар, они все-таки были счастливы. Они любили меня глубоко и самозабвенно. Однажды, незадолго до моего поступления в школу, конюх, которого я очень любил и которому поверял свои маленькие секреты, проговорился о моем брате Александре, сказав, что он когда-то катался на этом же пони. Я никогда не слышал этого имени от родителей, но, когда я начал приставать с расспросами о мальчике по имени Александр, они не стали уклоняться от ответа и рассказали мне о брате. Конечно, мне и в голову не пришло связывать их сдержанность с тем, какие чувства они испытывали к Александру. Имя моей умершей сестры вообще никогда не упоминалось в моем присутствии. Но как только я узнал, что у меня есть старший брат, мое любопытство разгорелось с необычайной силой. Я понял, что большего мне у родителей все равно не выведать, и стал расспрашивать прислугу, каким был мой брат. Слугам, очевидно, строго наказали ничего мне не рассказывать, и завеса молчания, окружавшая имя Александра, только умножала мое любопытство. Мне ужасно хотелось встретиться со своим братом. Раздобыть его адрес, чтобы написать письмо, мне не удалось. Я молил Бога, чтобы он помог мне увидеться с братом, который, как я был уверен, жил на свете только для того, чтобы быть мне товарищем, защитником и хранителем моих тайн.

– Ваши родители так и не позволили вам встретиться? – с волнением спросил Дойл.

– Позволили, но после двух лет моих неустанных уговоров. Полгода они выставляли многочисленные условия: никогда не писать брату писем, не принимать писем от него, никогда не оставаться с ним наедине и так далее и тому подобное. Я с готовностью принял все условия. И в тот год мы поехали навестить его на Пасху все вместе. Мне было шесть лет, Александру – двенадцать. Сухо поздоровавшись, мы пожали друг другу руки. Он был, без сомнения, необыкновенный мальчик: высокий, крепкого сложения брюнет; его взгляд притягивал и завораживал. С первой минуты встречи он произвел на меня неизгладимое впечатление, показавшись образцовым товарищем и другом. Родители ни на мгновение не оставляли нас одних. Александр был сама вежливость и учтивость и, казалось, искренне радовался нашему приезду. Родители разрешили нам после обеда прогуляться по саду, несколько ослабив свою бдительность. Как только мы скрылись за живой изгородью, Александр незаметно передал записку, умоляя не показывать ее родителям и прочесть тогда, когда я буду уверен, что никто этого не увидит. Вместе с запиской он вложил мне в руку черный гладкий камень, талисман, который, как уверял Александр, был одним из главных его сокровищ и который он хотел подарить именно мне. Я с восторгом принял его подарок и впервые в жизни по своей воле скрыл это от родителей. Таким образом, брат вбил первый клинышек между мной и родителями, и сделал он это совершенно сознательно.

– А что было в этом письме?

– Наивная школьная болтовня: описание ежедневных занятий, побед и поражений на спортивных площадках, насмешки над его школьными товарищами, рассуждения о том, чего можно ждать от пребывания в школе. Все это излагалось с апломбом мудреца, познавшего жизнь, наставника, дающего дельные советы отроку, который вот-вот переступит порог школы. Но общий тон письма был пронизан теплотой и доверительностью, словно мы знали друг друга всю жизнь. Послание было дружеским, спокойным, открытым и пронизанным юмором. Короче говоря, именно такое письмо я мечтал получить от "идеального" брата, каким я его себе представлял. В нем не содержалось ничего дурного, что могло бы огорчить моих родителей, доведись им прочитать его. И все-таки я предпринял все меры предосторожности, чтобы этого не произошло. В письме не было ни единой жалобы, ни единого упрека в адрес родителей, которые забыли о нем; напротив, брат писал о них с уважением и любовью. Он выражал признательность за то, что они определили его именно в эту школу, и надежду, что когда-нибудь он сумеет их отблагодарить. И только последний абзац был посвящен тому, ради чего, собственно, и сочинялось столь пространное послание. Каждая строка свидетельствовала об уме, хитром и расчетливом. Заключительный пассаж – о том, какой злой гений скрывался под маской невинной добродетели.

– И чем же кончалось письмо? – нетерпеливо спросил Дойл.

– И хотя мы должны стойко перенести все испытания, которые падут на нашу долю, сознание того, что у меня есть брат, придает мне силы, укрепляя мои надежды на будущее", – торжественно процитировал Спаркс, раскуривая трубку. – Стойкость, намеки на предстоящие испытания, – правда, не уточнялось, что это за испытания, – мое воображение разыгралось безгранично, создавая образ брата поистине героический. Мысль о том, что в свои неполные семь лет я могу облегчить страдания моего выдающегося брата, превратила меня в его преданного союзника. Я был слишком мал, чтобы воспротивиться такому напору чувств. Кроме того, сквозившая в письме назидательность суждений свидетельствовала о том, что Александр, по-видимому, знает меня лучше, чем я сам, и со временем научит меня глубже понимать себя и свое предназначение. Я мечтал, что, обретя друг друга, мы сможем сразиться хоть с целым светом. И если бы в этом письме брат потребовал от меня совершить что-то невероятное, я не задумываясь выполнил бы его приказ.

– А как вы отправили ему ответ?

– Письмо заканчивалось инструкциями, что нужно сделать, если я сочту возможным ответить ему. Дело в том, что в школе были предупреждены, и вся корреспонденция, поступавшая на имя Александра, должна была изыматься и передаваться родителям. Поэтому свои письма я должен был адресовать его однокласснику. Переписка, окруженная таинственностью, только увеличивала мой энтузиазм. Я ответил сразу, раскрыв сердце до дна, и поведал о том, что я безмерно счастлив, встретившись с ним. Александру осталось разжевать и проглотить меня с потрохами.

– Вы были еще так малы, Джек, – покачивая головой, произнес Дойл.