Читать книгу "Гвенди и ее шкатулка - Ричард Чизмар"

Из Касл-Рока до Касл-Вью можно добраться тремя путями: по шоссе номер 117, по Плезант-роуд или по Лестнице самоубийц. Каждый день на протяжении всего лета – да, даже по воскресеньям – двенадцатилетняя Гвенди Питерсон поднимается по лестнице, держащейся на крепких (пусть и ржавых от времени) железных болтах и проходящей зигзагом по отвесному склону. Первую сотню ступенек Гвенди проходит шагом, вторую сотню пробегает трусцой, а последние сто пять ступеней заставляет себя нестись со всех ног – в безудержной предвыборной гонке, как сказал бы ее папа. На вершине она стоит, согнувшись пополам, и сжимает руками колени. Щеки горят, мокрые от пота волосы липнут к лицу (они всегда выбиваются из-под резинки на этом финишном спринте, как бы туго она ни собирала их в хвост). Дышит она тяжело, словно старая ломовая лошадь. Но все-таки улучшения есть. Когда она выпрямляется и смотрит себе под ноги, склонив голову, ей видны носки кроссовок. Которые не были видны в июне, в последний день школьных занятий, в ее последний день в начальной школе Касл-Рока.

Футболка пропиталась потом и липнет к телу, но в целом Гвенди чувствует себя очень даже неплохо. В июне она всерьез опасалась, что умрет от инфаркта, каждый раз, когда поднималась к вершине. С детской площадки неподалеку доносятся крики детишек. Чуть дальше, с бейсбольного поля, – звон алюминиевой биты, бьющей по мячу. Старшеклассники тренируются к благотворительному матчу на День труда.

Она протирает очки носовым платком, который держит в кармане шорт специально для этих целей, и вдруг слышит, как к ней обращаются:

– Эй, девочка. Иди сюда. Есть разговор.

Гвенди надевает очки, и расплывчатый мир вновь обретает четкость. На скамейке в тенечке рядом с гравийной дорожкой, ведущей от лестницы в парк Касл-Вью, сидит человек в черных джинсах, черном пиджаке и белой рубашке, расстегнутой у ворота. На голове у него – аккуратная маленькая черная шляпа. Придет время, и эта шляпа будет преследовать Гвенди в кошмарах.

На этой неделе он сидит здесь каждый день, на одной и той же скамейке, читает одну и ту же книгу («Радуга тяготения», толстенный том, с виду – явно не легкое чтение), но до сегодняшнего дня он ни разу к ней не обращался. Гвенди смотрит на него с опаской.

– Нельзя разговаривать с незнакомцами.

– Дельный совет. – По виду он папин ровесник, ему лет тридцать восемь, может, чуть больше. Вполне приятной наружности. Но черный пиджак жарким августовским утром наводит на мысли, что его обладатель – человек со странностями. Потенциальный псих. – Мама тебе запрещает?

– Папа, – отвечает Гвенди. Ей придется пройти мимо него, чтобы добраться до детской площадки, и если это и вправду псих, может быть, он попытается ее схватить, но она не особенно переживает на этот счет. Сейчас светло, детская площадка совсем рядом, там много народу, и сама Гвенди уже отдышалась.

– В таком случае, – говорит человек в черном пиджаке, – позволь мне представиться. Я Ричард Фаррис. А ты?..

Она колеблется, потом спрашивает себя: а что такого?

– Гвенди Питерсон.

– Ну вот. Теперь мы знакомы.

Гвенди качает головой.

– Знать имя – не значит знать человека.

Он смеется, запрокинув голову. Его смех такой искренний и обаятельный, что Гвенди невольно улыбается. Но все равно держится в отдалении.

Он целится в нее из пальца: пиф-паф.

– Хорошо сказано. Ты хорошая девочка, Гвенди. И кстати, раз уж зашел разговор: что за странное имя?

– Сочетание двух имен. Папа хотел назвать меня Гвендолин – так звали его бабушку, – а мама хотела Венди, как в «Питере Пэне». Вот они и решили объединить оба имени. Вы здесь на отдыхе, мистер Фаррис?

Вполне вероятно; это же Мэн, а штат Мэн провозглашает себя раем для отдыхающих. Страна каникул. Так написано даже на автомобильных номерных знаках.

– Можно и так сказать. Я, видишь ли, путешествую. На прошлой неделе – Мичиган, на следующей – Флорида, потом, может быть, Кони-Айленд – съесть хот-дог и прокатиться на «Циклоне». Меня, наверное, можно назвать скитальцем, и мой путь – вся Америка. Я наблюдаю за некоторыми людьми и время от времени проверяю, как у них обстоят дела.

На бейсбольном поле за детской площадкой бита со звоном отбивает мяч, раздаются одобрительные крики.

– Что ж, было приятно с вами поговорить, мистер Фаррис, но мне надо идти…

– Подожди, задержись на минутку. Видишь ли, ты как раз из тех самых людей, за кем я наблюдаю в последнее время.

Это должно бы прозвучать зловеще (и так оно и звучит), но он по-прежнему улыбается и весело смотрит на меня, и если он и вправду маньяк-педофил, то хорошо это скрывает. Хотя настоящий маньяк, размышляет Гвенди, никогда не покажет свою натуру. Приходи ко мне в гости, говорил мухе паук.

– У меня есть теория насчет тебя, мисс Гвенди Питерсон. Как и положено всякой хорошей теории, она основана на тщательных наблюдениях. Хочешь послушать?

– Да, наверное.

– Я заметил, ты чуть полновата.

Наверное, он видит, как она напряглась, потому что поднимает руку и качает головой, мол, подожди.

– Возможно, ты сама считаешь себя жирной, потому что девчонки и женщины в нашей стране имеют странные представления о собственной внешности. СМИ… ты знаешь, что такое СМИ?

– Конечно, знаю. Газеты. Телевидение. «Тайм» и «Ньюсуик».

– Все верно. Так вот. СМИ кричат: «Девочки, женщины, вы можете стать кем угодно в этом дивном новом мире, при условии, что видите носки своих туфель, когда стоите прямо».

Он и вправду за мной наблюдал, думает Гвенди, потому что я каждый день проверяю, видны – не видны, когда поднимаюсь наверх. Она краснеет. Это никак от нее не зависит, но смущенный румянец – явление внешнее. Внутри у Гвенди нарастает вызов: и что с того? Именно это заставляет ее каждый день бегать по лестнице. Этот протест и еще Фрэнки Стоун.

– Моя теория состоит в том, что кто-то насмешливо отозвался о твоем лишнем весе, или о внешности, или о том и другом сразу, и ты решила взять ситуацию под контроль. Я угадал? Может, не в самое яблочко, но в мишень-то уж точно попал?

Возможно, потому, что он совершенно чужой человек, она может запросто рассказать ему то, о чем не рассказывала ни маме, ни папе. Или, возможно, все дело в его голубых глазах, в которых – искренний интерес и любопытство, но вовсе нет злобы. Во всяком случае, Гвенди ее не видит.

– Фрэнки Стоун, мой одноклассник, называет меня Гудиер. Знаете, как…

– Как дирижабль. Да, я знаю рекламные дирижабли «Гудиер».

– Ага. Фрэнки противный и гадкий.

Она думает, не рассказать ли ему, этому человеку, как Фрэнки расхаживал по детской площадке и орал: А я Фрэнки Стоунер! У меня огромный хер! Фу ты, ну ты, не меньше двух футов! – но решает, что лучше не надо.