Читать книгу "Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды - Наталья Георгиевна Осояну"

Суматра или Борнео, а «шейх моря» — неспособный говорить, коварный и охочий до алкоголя — на самом деле вовсе не человек, а крупная обезьяна, орангутанг или гиббон. Некоторые иллюстрации к «Тысяче и одной ночи» отражают эту гипотезу.

Шестое путешествие

В этот раз Синдбад опять попадает в кораблекрушение и оказывается вместе со спутниками на необитаемом острове, где полным-полно богатств, выброшенных с других погибших кораблей, а еще течет река из жидкой амбры, но совершенно нет еды. Товарищи героя один за другим погибают, он какое-то время предается унынию, а потом решает отправиться на плоту по реке, положившись на волю Аллаха. Угодив в пещеры под горой, Синдбад засыпает; проснувшись, он обнаруживает себя на берегу среди толпы индийцев и абиссинцев, один из которых знает арабский. Синдбада приводят к местному царю (в переводе М. Салье не указано, что это за земля, а в английской версии говорится, что герой попал в Серендип — на остров Цейлон), который принимает его весьма сердечно и вознаграждает за рассказы о славном халифе Гаруне аль-Рашиде. В конце концов мореход благополучно возвращается домой.

Синдбад и шейх моря. Иллюстрация Уильяма Харви (1796–1866).

The Thousand and One Nights. London : Charles Knight and Co, 1841

Седьмое путешествие

Последнее странствие Синдбада вышло самым необыкновенным. Как и в предыдущие разы, его погнала прочь из дома неутолимая жажда новых впечатлений и выгоды; и все, как и раньше, закончилось кораблекрушением. Отправившись на плоту по ближайшей реке, Синдбад попал в город, где познакомился с купцом, который выдал за него замуж свою дочь, а позже умер. Жители этого города каждый месяц обретали крылья и взлетали в небеса. Синдбад уговорил одного из них взять его в полет и в небе, не сдержавшись, громко вознес хвалу Аллаху. Вслед за этим сверху ударил огонь, который едва не сжег крылатых, и они в гневе бросили Синдбада на вершине горы. Выдержав еще несколько испытаний, мореход вернулся к жене, которая объяснила ему, что местные на самом деле «братья шайтанов», и предложила продать все, что осталось от ее родителей, чтобы переехать в Багдад. Так они и поступили — и уже в Багдаде оказалось, что Синдбад отсутствовал целых двадцать семь лет. В отличие от предыдущих путешествий, которые во многом опираются на описания реальных земель, в седьмой раз Синдбад явно побывал за пределами нашего мира.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы проследовали от самого истока мифической Реки, вдоль ее извилистого русла, до того места, где непревзойденный поток с оглушительным шумом низвергается в бескрайний космический океан. Мы попробовали эту воду на вкус и теперь знаем, что она бывает разной: пресной и животворящей, соленой и едкой, а также ледяной и бурлящей, как кипяток. То прозрачнее слезы, то темнее самой тьмы; в ней обитают существа невыразимой красоты и чудовища, одним видом способные свести с ума. Она многолика и непостижима. А ведь, казалось бы, всего лишь H2O…

Мир покоится на огромной рыбе — или рыбах, — и его окружает бескрайний, непостижимый, бессмертный хаос, ожидающий своего часа. Древнейшие божества самых разных народов и культур зачастую связаны с водой — конечно, в той мере, в какой к этому располагали объективные факты и обстоятельства, в первую очередь географические и климатические. Мифический образ первозданного океана превратился в архетип и остается в сознании человека связанным как с поразительными чудовищами, так и с бесценными сокровищами. А еще, разумеется, с Тайной.

Все началось с Мирового — точнее, космического — океана (строго говоря, он существовал еще до того, как что-нибудь, включая само время, могло начаться), который на заре человечества был не абстракцией, а чем-то совершенно материальным, подлинным, поскольку земные океаны, моря, озера и реки являлись его частью. Чтобы хоть немного понять первых мифотворцев, попробуйте хотя бы на миг забыть о карте мира, которая со школьной скамьи мысленно сопровождает даже тех из нас, кто всей душой ненавидел географию. Мы же в курсе, что океан хоть и велик, но не беспределен… А вот те люди этого не знали. Водный простор казался им по-настоящему бескрайним, и так продолжалось очень долго, пока не появилось достаточное количество удачливых безумцев, сумевших нарисовать очертания далеких берегов. У них — и у безумцев, и у далеких берегов — появилась собственная мифология, и мы помним имена героев: Одиссей, Ясон, Синдбад…

С течением времени образы Космического океана и тех водных просторов, которые можно было увидеть собственными глазами, все сильнее расходились. Космический океан как сакральное пространство и персона (будь то древнегреческий титан Океан, шумерская Тиамат или скандинавский Эгир) удалился от мира, как deus otiosus, «праздный бог», уставший от шумного человечества.

Аналогичным образом изменились и сами боги: на смену непостижимым творцам чудовищ, чей собственный облик не всегда был полностью человеческим, пришли могущественные, волшебные, красивые и грозные, но обуреваемые вполне понятными страстями бессмертные существа, стоящие выше людей, однако не мыслящие своего существования без них. Посейдону нужны были блаженные эфиопы, обитавшие на краю земли; Элефантинская триада устраивала разливы Нила отнюдь не ради собственного блага и развлечения; Лун-ван и его дальний родственник Ватацуми-но ками скучали бы в своих роскошных подводных дворцах без гостей с суши. Что уж говорить про заступниц и хранительниц вроде Мацзу и Йемайи, чье изначальное призвание — помогать страждущим.

В каком-то смысле изменения в темпераменте богов отражали процессы, происходившие, если можно так выразиться, в мировом разуме: человек, осознавая свою роль на земле, во вселенной, в мироздании, отодвигал их все дальше, подчинял себе и занимал освободившееся место. Мифические образы все больше очеловечивались — и, увы, мельчали, из грозных и величественных богов превращаясь в водяных; да и те из демонов стали всего-навсего бесами. Морские девы теперь мечтают не о бессмертной душе, а о настоящей любви, и это очень по-человечески.

Русалка, как уже не раз упоминалось, держит в руке зеркало. Что в нем видит хвостатая красавица — сложный вопрос, но современное рациональное и практичное человечество в метафорическом зеркале воды теперь зрит только самого себя.

Надо признать, что отражение размыто по краям. Мы знаем, что в колодце не живет водяной, а храм нереиды давно опустел, и все же на дне фонтана среди потускневших от времени монет поблескивают новые, подсказывая, что совсем недавно кто-то загадал желание и попросил о помощи ту силу из-за пределов известного мира, чье имя помнили разве что прадеды. Мы знаем, что в реальном мире нет русалок (не считая детей с тяжелейшей врожденной аномалией нижних конечностей, которая называется «сиреномелия»90), на океанском дне нет удивительных дворцов с не менее удивительными сокровищами, да и криптозоология, изучающая в том числе морских чудовищ, неспроста зовется псевдонаукой; однако бескрайний водный простор сам по себе по-прежнему вызывает в душе трепет, который трудно назвать иначе как священным. Мы знаем все о химических и физических свойствах воды, но иногда кажется, что она способна смыть грязь с наших бесплодных помыслов — с души, пусть даже не бессмертной, — а не только с материального тела, избавить от куда большего количества недугов, чем утверждают медицинские энциклопедии.

Изгоняя водных богов и чудовищ в пространство сказки и вымысла — пусть кто-то из них задержался и вроде бы неплохо себя чувствует в окружении стойких верующих, а кто-то нашел пристанище среди созвездий или в идиомах какого-нибудь языка, — человек ничего не может поделать с универсальным символизмом воды. Конечно, наука не позволит нам согласиться с Фалесом Милетским (разве что с изрядной долей условности, говоря о происхождении жизни на Земле, а не о происхождении вселенной как таковой), но до той поры, пока человечество как биологический вид зависит от воды, ее роль