Читать книгу "Нерон. Родовое проклятие - Маргарет Джордж"

именно по его окончании я переступил порог в новый мир.

Незадолго до сатурналий мне исполнилось тринадцать. Для матери это было очень значимое событие, она словно заново проживала день, когда я родился, и припоминала все предшествовавшие ему предзнаменования. Я умудрялся слушать ее с внимательным видом, хотя мысли мои витали где-то очень далеко.

– …и церемонию мы по милости императора проведем раньше, – вдруг уловил я конец фразы.

– Какую церемонию?

Мать, расслабленная после одного из бесконечных семейных ужинов, возлежала на кушетке в моей комнате. Задремавшего Клавдия унесли на носилках в его покои. Такое случалось все чаще, причем засыпал он все раньше. Для старого Клавдия это могло быть естественно, но я бы не удивился, если бы узнал, что мать подмешивает ему что-то в вино.

– Церемонию получения тоги мужественности, – сказала мать. – А ты что, об элевсинских мистериях[33] подумал?

Через подобный обряд она бы никогда не прошла – просто потому, что убийцам было запрещено в них участвовать. Но вот Август через них проходил, хотя и убил стольких людей, что их кровью можно было залить все улицы Рима. То есть для кого-то правила могут смягчить или вовсе ими пренебречь?

– Прости, я невнимательно слушал.

Я выпрямился, чтобы как-то взбодриться после скучного ужина, и еще подумал, что было бы неплохо, если бы и меня вынесли из-за стола на носилках.

– Мне удалось убедить Клавдия согласиться, чтобы ты пораньше принял тогу мужественности. А точнее, через три месяца.

– Но мне на два года меньше положенного. Год разницы – это еще не так заметно, но два…

– Ты высокий мальчик и выглядишь старше своих лет, так что все пройдет как надо.

– Но какой смысл в подобной спешке?

Мать встала и плотнее закуталась в паллу – в комнате было холодно, и мраморный пол не делал ее теплее. Я хлопнул в ладоши и приказал вошедшему рабу принести жаровню.

– Очень важно, чтобы тебя признали взрослым как можно раньше Британника, – ответила мать, когда раб покинул комнату. – Ты опередишь его не на три года, а на пять, и у тебя появятся официальные обязанности, к которым его по закону еще долго не допустят.

Официальные обязанности! Какого рода? Наверняка скучные и тягомотные. И ради них придется надевать неудобную одежду и слушать бесконечные разговоры на всякие пустяковые темы.

– Не волнуйся, это только для виду, тебе ничего не придется делать, – заверила мать. – Нынче я исполняю официальные обязанности. В конце концов, я – Августа.

– Титул Августы не дарует должность, – напомнил я. – В Риме ни одна женщина не может занимать политический пост.

Мать откинула назад голову и рассмеялась. У нее была такая красивая лебяжья шея; я услышал, как тихо звякнуло золотое ожерелье.

– Это ты так думаешь, дитя мое.

– Я не дитя. А если ты считаешь, что я еще ребенок, тогда и не пытайся возвысить меня до статуса взрослого.

– Ты будешь весьма полезен в этом статусе, дитя… сын мой.

Мать подошла ближе, протянула ко мне изящные руки, взяла мое лицо в ладони и медленно поцеловала в обе щеки. От ее запястий густо пахло духами с ароматом лотоса, ее губы задерживались на моей коже.

А потом она резко развернулась и вышла из комнаты.

Я сидел на кушетке и тер ладонями щеки, наливавшиеся горячим румянцем. Она именно этого и хотела.

* * *

Близилась церемония, все вращалось вокруг меня, а сам я был неподвижен, как ступица колеса. Наступил март, и теперь мне предстояло войти на форум Августа вместе с другими юношами-кандидатами, и все они были старше меня.

День стоял ясный, воздух бодрил, небо ярко синело. Свежий ветер приподнимал вуали женщин, наблюдавших, как их сыновья прощаются с отрочеством и становятся мужчинами. Передо мной и позади меня по ступеням храма поднимались стайки юношей, но я шел один. Как всегда – на виду, но обособлен. Я остро чувствовал, что на меня смотрят сотни глаз – оценивают осанку и каждый мой шаг.

В храме мне предстояла встреча с Марсом, но он меня не страшил, народ Рима был куда более суровым судьей. Я поднял голову и посмотрел на свирепое лицо, потом на знамена и трофеи, но они не пробудили во мне никаких чувств. Мы по одному двигались вперед. Магистрат и его раб снимали с нас юношеские тоги, облачали в белоснежные мужские; затем скатывали наши старые одежды и передавали нам со словами о том, что теперь мы должны оставить детство позади и войти в пору взросления. Мы обретали гражданство взрослого мужчины, а вместе с ним – права, свободы и обязанности. Теперь наш долг – защищать Римское государство, создавать собственную семью, служить Риму, чего бы он от нас ни потребовал, и жить так, чтобы не опозорить память наших великих предков.

Я прижал к себе небольшой тугой сверток, который словно вобрал в себя все мои прошлые годы, и отошел, уступая место следующему кандидату. Далее я должен был возложить его к ногам статуи Августа. Он был таким же громадным, божественным и далеким, как в прошлый раз. Возможно ли, что во мне течет кровь этого холодного существа?

– Август, – тихо пробормотал я, – если ты когда-то был таким, как я, подай знак.

Ничего не произошло, но я решил: если такое случится, я этого ни за что не пропущу.

* * *

Для других юношей церемония в храме Марса была кульминацией, для меня же – только началом. Выйдя из храма, я с тяжелым щитом в руках во главе преторианцев промаршировал на Римский форум. Гвардейцев были сотни. Мы прошли к Ростре. Там я поднялся на помост, где меня приветствовала группа сенаторов. Они объявили, что я удостоен звания проконсула с полномочиями генерала за пределами Рима и членом всех четырех великих жреческих коллегий. И тогда я произнес свою первую публичную речь – написанную Сенекой, – в которой поблагодарил сенат за оказанную честь и объявил о раздаче денег солдатам и гражданам от моего имени.

– Щедрость Нерона! – громко проревел один из префектов преторианцев.

– Щедрость Нерона! – проревела толпа в ответ, и снова: – Нерон! Нерон! Нерон!

Звуки отражались от мраморных стен. Должен честно признать, мне это нравилось. Крики толпы опьяняли, я даже не подозревал, насколько жажду этого опьянения.

Позже, на праздновании для семьи и приближенных, меня поразила перемена в отношении ко мне окружающих. В мифологии полно историй о перевоплощениях: Дафна превратилась в лавровое дерево, Каллисто – в медведицу, Актеон – в оленя, Нарцисс – в цветок. В тот день