Читать книгу "Мировая история - Одд Уэстад"

С окончанием холодной войны обнаружилось, что Европа представляет собой нечто большее, чем географическое понятие, которым оно казалось до того момента. Однако находилось гораздо меньше, чем прежде, причин заниматься поиском некоей врожденной европейской сущности или духа, не касаясь уже европейской цивилизации, считавшейся основным источником мировой цивилизации как таковой. Она представлялась, как всегда, набором национальных культур, живо откликавшихся на свою собственную внутреннюю динамику, ведь с наступлением XXI столетия практически не просматривалось признаков европейского патриотизма, способного подобно старинным национальным убеждениям тронуть душу народных масс всем тем, что удалось свершить с момента заключения Римского договора. Активность граждан на выборах депутатов Европейского парламента упала повсеместно, кроме тех стран, где участие в выборах было обязательным. Языковое высокомерие угрожало толковому функционированию учреждений и ведомств ЕС, громадная, лишенная упорядоченности сложность которых уже сбивала с толку тех, кто рискнул заняться поиском в них политической логики. И надо сказать откровенно, идея единой Европы широкой публике порядком поднадоела.

Но следует упомянуть и большие достижения. Прежде всего, Европейский союз представлял собой сообщество конституционных демократических государств и первую успешную попытку объединения Европы без опоры на гегемонию единственной какой-нибудь нации. На заре XXI столетия к тому же ЕС формировался в условиях поднимающихся экономических штормов, но в конечном счете удалось добиться очевидного экономического успеха. Население государств – участников Союза приближалось к 500 миллионам человек, и ему принадлежало примерно 75 процентов объема мировой торговли (львиная доля приходилась на его собственную внутреннюю торговлю). Его ВВП в 2010 году превышал ВВП США и считался в три раза больше, чем ВВП Японии. Европа числилась одним из трех главных локомотивов мировой экономики, появившихся за предыдущие 50 лет. Европейцев явно волновало то, куда они движутся, зато к ним желали бы присоединиться очень многие аутсайдеры.

В 1989 году оставалось еще много сомнений относительно будущего направления движения Китая. Дело даже не в том, что руководству правящей коммунистической партии бросали вызов представители известных кругов в составе низовых сословий, с которыми китайские коммунисты могли бы управиться с применением откровенной силы, ведь в ряде секторов народного хозяйства наблюдалось замедление роста. Дэн Сяопин, затеявший экономические реформы 10 лет тому назад, в своем преклонном возрасте (ему исполнилось 85 лет), когда в 1989 году сложилась угрожающая ситуация, взял на себя ответственность за принятие политических решений и теперь приступил к проведению своей последней в жизни кампании. Во время своей поездки по южным провинциям в 1992 году дедушка Дэн осудил тех, кто видел в политической перегруппировке синоним экономического отката. Дэн Сяопин потребовал энергичнее заниматься реформами и предоставить условия для развития частного предпринимательства. К тому времени застойные явления 1989 года уже ушли в прошлое, и с 1992 года Китай вступил в фазу неимоверно ускоренного роста, когда его ВВП на протяжении последующих 14 лет в среднем увеличивался больше чем на 10 процентов.

Взрывной экономический рост в Китае может обернуться самым важным глобальным событием с 1990-х годов. Мало того что в результате образовался средний по западным понятиям класс, к которому причислили больше 400 миллионов человек с покупательной способностью около среднего показателя по ЕС, к тому же Китай является второй по величине национальной экономикой мира. Львиная доля такого роста пришлась на частный сектор, но после масштабной реструктуризации к началу первого десятилетия XXI века наблюдался также некоторый рост в принадлежащем государству контролируемом секторе народного хозяйства. В экономической модели Китая внешне объединяется беспредельный капитализм с ведущей ролью государства и даже, следует прямо сказать, коммунистической партии. В ней сочетается необузданная эксплуатация масс молодых мужчин и женщин, поступающих трудиться на фабрики из сельской местности, с упором на политический контроль над всеми компаниями, включая те, что принадлежат хозяевам китайцам или иностранцам. Постепенно распространяясь на север и запад, экономический рост все еще по большому счету сосредоточивается на юге и востоке, вдоль морского побережья и великих рек, то есть повторяет модель, просматривающуюся с древнейших китайских династий. И, превращаясь в гаранта региональной экономической стабильности, руководство режима не слишком позаботилось о том, чтобы повысить ответственность перед своим народом посредством демократических реформ, и в результате полной безответственности широкое распространение среди чиновников получили продажность и злоупотребление властью. В КПК, как кажется, нашли толковую модель развития страны, которая себя оправдывает, по крайней мере в благополучные времена, – китайские коммунисты практически не оставили себе путей к отходу с точки зрения законности их власти на тот случай, когда настанут лихие времена.

С окончанием холодной войны внешняя политика Пекина тоже подверглась корректировке. Общая граница с бывшим СССР протяженностью больше 6,5 тысячи километров теперь сократилась почти в два раза за счет перехода второй ее половины в распоряжение независимых теперь и более слабых республик Казахстана, Киргизии и Таджикистана.

Между тем в конце 1990-х годов тревога вокруг Тайваня, давно связавшего китайскую внутреннюю и внешнюю политику, представлялась все еще такой же актуальной, как на протяжении без малого пяти десятилетий. При этом внешне фундаментальный характер изначальных схваток между националистическим режимом в Тайбэе и Китайской Народной Республикой немного померк после формального прекращения американских дипломатических отношений с тайваньским правительством и последующим исключением Тайваня из ООН. Все-таки в 1990-х годах пока в Пекине все еще придерживались своей политики присоединения Тайваня (как удалось вернуть Гонконг и Макао) к материковому Китаю в качестве долгосрочной цели, все больше говорили о настроениях на острове объявить о некоей его независимости. В Пекине такие слухи вызывали откровенное беспокойство, и тревога достигла высшей точки во время визита президента Тайваньской республики в США в 1995 году. Из Вашингтона отозвали посла КНР, а в официальной газете появилась статья, автор которой объявил проблему Тайваня «взрывоопасной, как бочка с порохом». Все поняли, что в случае официального объявления Тайваня независимым от материкового Китая государством вполне может последовать вторжение на этот остров НОАК.

Тайвань, кроме того, числился всего лишь одним из нескольких источников неопределенности и нервозности в Восточной Азии. Растущую нестабильность и изменчивость в регионе после завершения холодной войны стало трудно скрывать, даже притом, что эти тенденции не доходили до тех же самых уровней, что наблюдались в Европе. Что несет окончание такого относительно четко обозначенного и поэтому объясняющего причины противостояния периода, сначала просматривалось с трудом. На Корейском полуострове, например, мало что изменилось; Северная Корея осталась в ловушке конфронтации с США и Республикой Корея на юге, и ее правители не собирались отказываться от обособления своей административно-командной системы народного хозяйства. Из-за провалов в управлении народным хозяйством, прекращения советской помощи в 1991 году и откровенной прямой династической эксплуатации власти правящим диктатором в начале 1998 года народ КНДР оказался на грани голода. Жизнь в Северной Корее по-прежнему осложнялась присущими ей одной проблемами, несколько не совпадавшими с региональными тенденциями, в русле которых развивалась Южная Корея. К середине 1990-х годов в Республике Корея сложился прочный демократический режим с высокими показателями экономического роста и заметным участием в международной торговле.