Читать книгу "Индия. Записки белого человека - Михаил Володин"

В двух куши от Аарона, ходом коня от меня, сидел итальянец Макс. Он был тоже — хотя и не настолько — длинноволос, лет на пятнадцать старше Аарона и очень крепко сложен. Гора мышц, похоже, доставляла ему массу неудобств. Макс подкладывал под себя сразу по нескольку подушек, а потом по одной вынимал — так он пытался перераспределить вес с голеней на бедра, с бедер на поясницу. Помогало это плохо, и из зала Макс выходил на негнущихся ногах.

Чуть в стороне лежали куши Рона, немца-молодожена. Мне не видно было, как он сидит, зато я знал, что где-то в другом конце зала, на женской половине, находится его юная жена Моника — свежеиспеченная пара не нашла лучшего места для проведения медового месяца, чем Випассана. Я не удержался и назвал Рона идиотом — мысленно, конечно, — когда он в нулевой день рассказал мне о том, что его привело на курсы.

Справа и чуть сзади от Макса сидел японец Яшико. В сравнении с двумя соседями-великанами Яшико казался карликом, хотя на самом деле для японца был совсем не низкорослым. В перерывах он сосредоточенно разминал суставы, отбрасывая ноги то в стороны, то назад. А сидел он крепко: ни один мускул не дрожал — ни на теле, ни на лице. Потом уже, после окончания Випассаны, он рассказал мне, чего ему это стоило, — за несколько месяцев до поездки в Индию его левая нога была переломана в двух местах.

Вечером десятого дня мы все — точнее, те из нас, кто сумел пройти Випассану до конца, — стояли несколькими группками во дворе и обсуждали, каково оно было. Оказалось, что пятый день для многих был самым трудным. Для меня тоже. Но тогда, ранним утром, я еще этого не знал. Я сидел на пятках и следил за дыханием, успокаивая тело и мозг после бессонной ночи и опрокинутого на себя ведра кипятка. Постепенно сознание остановилось, тело поддалось, и я начал медитировать. До завтрака ничего не предвещало неприятностей.

Выдержу!

На завтрак дали какую-то удивительно вкусную ореховую кашу. Я не удержался и взял добавку. Грех было не выпить и второй стакан чая. Когда в восемь утра я шел в медитационный зал, в животе как-то нехорошо булькало, но я старался не обращать внимания. Нас ведь и учат не реагировать на ощущения!

Уже через три минуты после начала медитации я не мог сидеть. Впрочем, встать я тоже не мог: казалось, вышло из строя сразу все — живот, ноги, а главное, мочеиспускательный канал. Между ног будто забили кол, и кол был явно длиннее самих ног!

Зажимая руками причинное место, переваливаясь из стороны в сторону и думая лишь о том, как бы не наступить на кого-нибудь из сокурсников, я выбрался из зала и как раненая птица запрыгал в сторону туалета. Но писсуар не принес облегчения. Впрочем, и я ему ничего не дал: с трудом выдавив из себя одну печальную каплю, я догадался о том, что происходит. У меня воспалилась простата. Я об этом читал и представлял, как это бывает, но никогда не испытывал ничего подобного на собственной шкуре. Вот она разница между вычитанной мудростью и тем, что постиг собственным умом! Я доковылял до своей кельи и улегся плашмя на матрас. Мысли вертелись вокруг одного: каким образом добраться вниз, к врачу. Через полчаса дверь открылась и в комнату вошел австриец Маркос. С Маркосом я успел переброситься несколькими словами до начала курсов. Внешне он был похож на одного из эль-грековских апостолов — длинные каштановые волосы, заканчивавшиеся дредами, «достоевская» борода, свободная одежда и сияющие невероятные глаза. Он четырежды до этого прошел Випассану и на сей раз приехал поработать на благо других.

Випассана — это монастырь, где есть специальные служители, которые заботятся о послушниках: будят их, готовят еду, убирают за ними — делают все, чтобы те, кто решил десять дней медитировать, не испытывали никаких трудностей, чтобы ничто не отвлекало их от медитации. Маркос стал одним из самых ярких «игроков команды».

Он стоял в дверях и смотрел на меня. Я сказал, что скорее всего мне придется пойти к врачу, и рассказал, что со мной происходит.

— Здесь нет врача. Чтобы попасть к нему, тебе придется выйти с территории, спуститься в город. Ты не сможешь вернуться. Я не хочу, чтобы ты уходил. — Вот так, стоя в дверях, говорил Маркос. — Здесь нет ни одного человека, у которого не было бы какой-то своей непереносимой боли. Но все они ее переносят. Держатся до последнего. Это — Випассана. Это твои санкары. Ты их накапливал годами, а сейчас они выходят наружу. С кровью выходят. Подожди чуть-чуть, пересиль себя! Увидишь, все пройдет.

«Я не уйду отсюда по своей воле. Только на „скорой“. Не уйду сам. Я выдержу!» — Так я твердил сам себе, лежа без сил на матрасе, а по двору у моего окна ходили однокурсники. Одни хромали, другие переваливались, третьи едва доползали до каменных кубов и валились на них.

Обед

К полудню боль утихла, и когда прозвучал гонг на обед, я уже снова чувствовал голод. На курсах Випассаны, как и в любом другом месте со строгим распорядком дня и многими ограничениями, еда занимает особое место. В это время можно ходить, сидеть, лежать, потягиваться, думать о дембеле, о девушках, ну и так далее. Кроме того, в это время можно есть! Несмотря на то, что курсанты не совершают практически никаких движений в течение дня и, соответственно, теряют совсем немного калорий, есть хочется зверски. Есть хочется утром, когда просыпаешься и в темноте тащишься на медитацию. Есть хочется днем, потому что за завтраком, съев буквально несколько ложек каши, чувствуешь приятную сытость (шесть утра, как-никак!), но уже через час желудок снова всхлипывает пустотой. Есть хочется вечером, потому что вечером не кормят. Основной причиной бессонницы на курсах (а страдают ею многие) становится голод: если не уснул сразу, то уже и не уснешь — желудок, сведенный спазмами, не позволит.

Поэтому, услышав гонг, несешься как угорелый к столовой, становишься в очередь, берешь посуду — большую лохань, похожую на половинку жестяной коробки для хранения рулонов с кинопленкой, такие же сверкающие на солнце кружку и ложку и, подойдя к бакам с едой, начинаешь накладывать, чего бог послал.

Днем бог посылает воистину от щедрот своих. Как правило, обед состоит из пяти-шести блюд. В первом котле всегда рис. Чудесный, рассыпчатый, ароматный — индийский рис совсем не похож на ту сероватую крупу, что мы привыкли называть рисом. Во втором дал — гороховая жижа, которая добавляет рису нежности. Дальше могут быть тушеные овощи с тофу, следом овощи, приготовленные на пару или отварные — в самом что ни на есть натуральном виде, без специй и соли. Может быть еще какая-нибудь экзотика. Например, картошка в мундире или стручковая фасоль. Потом следует кастрюля с только что испеченными чапати[34]. Завершает меню что-нибудь сладкое — это может быть курд[35] с зернами граната или ласси с кусочками банана.

При входе в столовую на стене висит листок, на листке надпись: «Возьми немного, и приходи за добавкой столько раз, сколько захочешь». Но кто поверит, когда так хочется есть! За редким исключением все накладывают лохани с верхом, а потом идут еще и за добавкой — еда на курсах фантастически вкусная.