Читать книгу "Дорога без возврата - Анджей Сапковский"

– Скверно. Рана гноится, не хочет заживать. Начинаетсягангрена. Это страшно.

– А он…

– Пока верит – живет. А он верит.

– Во что?

– В нее. Молчание.

– Бранвен…

– Да, Моргольт?

– А Изольда Златокудрая… Королева… действительно приплыветсюда из Тинтагеля?

– Не знаю. Но он верит. Молчание.

– Моргольт…

– Да, Бранвен?

– Я сказала Тристану, что ты здесь. Он хочет тебя увидеть.Завтра.

– Хорошо. Молчание.

– Моргольт…

– Да, Бранвен?

– Тогда, на дюнах…

– Это ничего не значило.

– Значило. Пожалуйста, постарайся понять. Я не хотела, немогла допустить, чтобы ты погиб. Не могла допустить, чтобы стрела изсамострела, дурной кусок деревяшки и железа, перехерил… Я не могла этогодопустить. Любой ценой, даже ценой твоего презрения. А там… в дюнах… Цена,которую они требовали, показалась мне не слишком высокой. Видишь ли, Моргольт…

– Бранвен… Пожалуйста, хватит. Достаточно.

– Мне уже доводилось платить собой.

– Бранвен. Ни слова больше. Прошу тебя. Она коснулась моейруки, и ее прикосновение, хотите верьте,

хотите нет, было словно красный шар солнца, восходящегопосле долгой и холодной ночи, словно аромат яблок, словно напор мчащегося ватаку коня. Она заглянула мне в глаза, и ее взгляд был словно шелест тронутых ветромфлажков, словно музыка, словно прикосновение мягкого меха к щекам. Бран-вен,хохотушка Бранвен из Тары. Серьезная, спокойная и печальная Бранвен изКорнуолла, со знающими все глазами. А может, в вине, которое мы пили, былочто-то такое? Как в том, которое Тристан и Златокудрая выпили на море?

– Бранвен…

– Да?

– Нет, ничего. Просто я хотел услышать звук твоего имени.

Молчание.

Шум моря, монотонный и глухой, в нем шепотки, настойчивые,повторяющиеся, нестерпимо упорные. Молчание.

– Моргольт…

– Тристан…

А он изменился. Тогда, в Ата-Клиат, это был мальчишка,веселый паренек с глазами мечтателя, всегда и неизменно с одной и той же милойулыбочкой, вызывавшей у девушек и дам спазмы внизу живота. Всегда эта улыбка,даже когда мы рубились мечами в Дун-Лаогайре. А теперь… Теперь лицо было серое,исхудавшее, сморщенное, изборожденное поблескивающими струйками пота. Запавшиеот мучений глаза обведены черным.

И от него несло. Несло болезнью. Смертью. Страхом.

– Ты жив, ирландец?

– Я жив, Тристан.

– Когда тебя уносили с поля, говорили, что ты мертв. У тебя…

– У меня была разрублена голова и мозги наружу, –сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало естественно и равнодушно.

– Чудеса. Кто-то молился за тебя, Моргольт.

– Скорее всего – нет, – пожал я плечами.

– Предначертания судьбы неисповедимы, – наморщил онлоб. – Ты и Бранвен… Живы оба… А я… В дурной схватке… получил копьем впах, острие вышло навылет, и древко сломалось. Не иначе, что-то отщепилось отнего, поэтому рана так печет. Кара Божья. Кара за все мои прегрешения. За тебя,за Бранвен. А главное… за Изольду…

Он снова поморщился, скривил рот. Я знал, которую Изольду онимел в виду. Мне вдруг сделалось ужасно обидно. В его гримасе было все. Ееглаза, обведенные синими кругами, выламывание пальцев белых рук, горечь вголосе. Как же часто, подумал я, ей приходилось видеть все это. Неожиданный,невольный изгиб губ, когда он говорил: «Изольда» и не мог добавить«Златокудрая». Мне было жаль ее, вышедшую замуж за живую легенду. Зачем онасогласилась? Ведь она, дочь Хоэля из Арморики, могла заполучить в мужья любого.Стоило только пожелать. Зачем она согласилась выйти за Тристана? Зачемсогласилась служить ему, оставаясь для него лишь именем, пустым звуком? Неужтоне слышала ничего о нем и о корнуоллке? А может, ей казалось, что все этопустяки, не имеющие никакого значения? Может, думала, что Тристан ничем неотличается от других парней из дружины Артура, таких, как Гавейн, Гахе-рис,Ламорак или Бедивер, которые положили начало идиотской моде любить одну, спатьс другой, а в жены брать третью, и все было нормально, никто не обижался?

– Моргольт…

– Я здесь, Тристан.

– Я послал Каэрдина в Тинтагель. Корабль…

– Вестей все еще нет.

– Только она… – шепнул он. – Только она может меняспасти. Я – на пределе. Ее глаза, ее руки, один только ее вид и звук ее голоса…Другого спасения для меня уже нет. Поэтому… если она будет на палубе, Каэрдиндолжен поставить…

– Я знаю.

Он молчал, глядя в потолок и тяжело дыша.

– Моргольт… Она… она придет? Помнит ли?

– Не знаю, Тристан, – сказал я и тут же пожалел осказанном. Черт побери, что мне мешало горячо и убедительно подтвердить?Неужели и от него я должен скрывать свое неведение?

Тристан отвернулся к стене.

– Я погубил эту любовь, – простонал он. –Уничтожил ее, и за это проклятие пало на наши головы. Из-за этого я умираю и немогу даже умереть, веря, что Изольда примчится на мой призыв. Пусть дажепоздно, но приплывет.

– Не надо так, Тристан.

– Надо. Всему виной я сам. А может, моя треклятая судьба?Может, с самого начала я был осужден на это? Я, зачатый в любви и трагедии ? Тызнаешь, что Бланшефлёр родила меня в отчаянии, боли у нее начались, когда ейпринесли известие о смерти Ривалена. Она не пережила родов. Не знаю, то ли припоследнем вздохе она, то ли позже Фойте-нант… Кто дал мне имя, имя, котороесловно погибель, словно проклятие… Словно приговор. La tristesse*. Причина иследствие. La tristesse, обволакивающая меня как туман… такой же туман, какойзатянул устье Лифле, когда…

Он замолчал, бессознательно водя руками по укрывающим егомехам.

– Все, все, что я делал, оборачивалось против меня. Поставьсебя на мое место, Моргольт. Вообрази, что ты прибываешь в Ирландию, тамвстречаешь девушку… С первого взгляда, с первой встречи ваших глаз тычувствуешь, что сердце пытается выломать тебе ребра, а руки дрожат. Всю ночь тыне в состоянии прилечь, бродишь, кипишь от волнения, дрожишь, думаешь только ободном – чтобы назавтра снова увидеть ее. И что? Вместо радости – la tristesse…

Я молчал. Я не понимал, о чем он.

ем на турнире. Первая улыбка, ее улыбка, из-за которой… Ах,Моргольт! Что бы ты сделал, будь ты на моем месте?