Читать книгу "Пани Зофья. Вы всё перепутали - Яцек Галиньский"

узкую улочку. Уже загорелись и другие помещения, из некоторых выбегали голые мужчины и женщины. Люди кричали, хватались за головы, несколько человек бесцельно бегало или без причины прыгало в наполненные дымом клетушки.

В огромном торговом зале стало дымно, шумно и усилился бардак. Люди быстро покидали это место, потерявшее почти все свое восточное очарование. Владельцы магазинов в панике собирали свои вещи, а огонь, как ниндзя, прыгал с крыши на крышу, поглощая одну за другой.

Одним из последних, кого я смогла довольно четко увидеть до того, как дым ограничил видимость почти до нуля, был Лысый в боксерке. Вместо того чтобы убегать, как другие, он бросился к своему углу, объятому пламенем. Я подумала, что он хотел погибнуть вместе со своим имуществом. Для меня бы это стало большой проблемой, поскольку я не представляла, как выносить его из огня. Он был довольно массивным.

К счастью, он решил спастись самостоятельно. Даже нашел время, чтобы приготовить себе еду навынос. В тот момент я почувствовала своего рода духовную близость с ним. Он удирал на самокате, сжимая в руках металлическую шкатулку и контейнер с едой. Вдруг на него напали какие-то люди. Лысый упал с самоката. Казалось, что это был несчастный случай, но те люди на него набросились и не давали подняться. Один из нападавших схватил металлическую шкатулку и убежал. Остальные взяли Лысого за ноги и потащили в сторону улочки. Я хотела ему помочь, но все происходило слишком быстро. Однако последнее, что сделал Лысый в боксерке, показалось мне весьма красивым жестом. Он посмотрел на меня и, вытянувшись изо всех сил, толкнул в мою сторону контейнер с едой.

Как это было мило! Прощаясь с этим миром, он решил поделиться своей едой. Перед лицом смерти он преобразился, поумнел, поднялся на более высокий уровень существования, понял, в чем смысл жизни. Он перестал думать о себе. Он подумал о чем-то более важном. Обо мне!

Я наклонилась и подняла контейнер. Рядом уже никого не было. Суматоха переместилась ближе к выходу. Я решила, что раз уж мы все равно погибнем в огне, то будет неправильным не удовлетворить свое любопытство и не посмотреть, как ездят на таком хитром устройстве.

Упаковав контейнер с едой в верную тележку и перевесив ее через руль, я вскочила на самокат и оттолкнулась. Это оказалось не так просто, как казалось. Что-то с этим транспортным средством было не так. Как я ни старалась, оно не ехало. Шутки в сторону. Времени больше не было. Температура все росла, а от дыма начинало перехватывать дыхание. Если бы не тот факт, что я привыкла к душным помещениям, я бы уже давно задохнулась.

Я встала обеими ногами на деку самоката и наклонилась, чтобы оттолкнуться. Раз, другой, третий. Ничего. И тут меня осенило! Лень – двигатель прогресса! Отталкиваться вообще не надо! В этой ситуации меня спасло дрожащее запястье. В расшатанной ручке самоката была кнопка. Ха! Какая это была поездка! Я набрала приличную скорость. Ветер в волосах, вкус гари во рту, сажа на зубах!

Вскоре я увидела проблески дневного света и людей, толпящихся у выхода. Я должна была туда попасть. К выходу из торгового зала. Сумки, пакеты, люди, самокаты. Все зажаты в вечной борьбе за лучшее место в очереди. Я почувствовала себя уверенно. В этом мне не было равных. Ни у кого не было ни малейшего шанса в столкновении с обладательницей самых убийственных локтей на четырех трамвайных маршрутах по основным дорожным артериям, победительницей левобережной Варшавы в гонке за последнее свободное место в вагоне.

Я наклонилась и нажала ручку газа до упора. Колеса застучали.

– Прочь! – крикнула я. – Старикам дорогу!

Несколько человек отпрыгнуло. Остальные почувствовали на себе изящность советского ледокола. Кости захрустели. Последний раз мне довелось так красиво войти в восьмидесятых годах – в универсам, чтобы купить рождественского карпа. В тот раз я тоже могла погибнуть. Даже вернее, чем при пожаре.

Я выбралась на пьяняще свежий и прохладный воздух. Я неслась, ослепленная солнцем. Оглянулась. Над крышей торгового центра поднимались клубы черного дыма. Через небольшой выход эвакуировались люди. Среди них была и я. Самая высокая, самая быстрая, самая довольная. Я почувствовала себя сильной, ловкой, легкой. Снова молодой. У меня голова пошла кругом.

Вспышка света.

Сирены пожарных машин.

Сила, сила, сила…

Скорая помощь.

Толпа людей.

Я была сильной. Я могла все.

– С вами все в порядке? – спросил кто-то.

– Да, а что?

– Вы лежите на улице.

– Правда?

Действительно, перед глазами была мостовая.

Тележка лежала рядом со мной.

* * *

Кто-то схватил меня под мышки, кто-то за ноги. Не очень деликатно.

– Забираем ее, – услышала я мужской голос.

Я не хотела, чтобы со мной так обращались. Стоит лишь один раз согласиться на подобное, и потом уже не вырвешься из порочного круга насилия. Несмотря на то что я была в полубессознательном состоянии, я схватила первое, что попалось мне под руку, и лупила этим налево и направо.

Так прошла вся поездка. Вернее, только первая ее часть, до того, как спасатели меня обездвижили, привязав руки и ноги к носилкам. Я обиделась на толстого мужика, поскольку он на меня сел, что было неприлично и крайне неуместно. Я понимала, что спасение жизни – это не экскурсионное мероприятие и следует ожидать определенных неудобств, но не того, что на меня кто-то усядется. А уж искусственное дыхание, которое проводил толстый небритый мужик, пахший можжевеловой колбасой, выходило за все мыслимые границы! Изощренное злодеяние. Не припомню, чтобы я переставала дышать! Можжевеловой, а может, и деревенской. В любом случае копченой. Мамочки, какая же я была голодная!

Так или иначе, я разозлилась на бригаду скорой помощи. Я им дала это ясно понять, лежа с угрюмым видом. Они это приняли близко к сердцу, потому что за всю дорогу не произнесли ни слова, а в приемном отделении потребовали, чтобы я оплатила ремонт оборудования скорой помощи и вызов полиции в связи с моим якобы нападением на них. Очень уж они были мелочны, если настолько раздули это маленькое недоразумение.

Хотя угроза казалась нелепой, мне уже хватало инцидентов с полицией. Я не хотела задерживаться в этом месте слишком долго, чтобы избежать очередных излишних объяснений. Пожар также мог навредить моей репутации.

Тем временем меня перенесли на носилках в палату и положили на не очень удобную кровать. Несколько молоденьких врачей осмотрели меня и обследовали. Один был чернокожим, двое – из-за восточной границы. В последнее время я встречала