Читать книгу "Кто в России не ворует. Криминальная история XVIII–XIX веков - Александр Бушков"

Купец, конечно, взял извозчика – но на полпути сговорчивая дама попросила его отпустить – она, видите ли, желает, чтобы оставшуюся до ее дома часть пути они прошли пешком. Места были глухие, неуютные, но купец то ли был настолько пьян, то ли настолько воспален, что пошел с ней под ручку, нимало не встревожившись. Когда он на полпути решил ее поцеловать, незнакомка молодецким ударом по голове сбила его с ног и, не теряя времени, бросилась чистить карманы: вытащила кошелек, дорогие часы… Не потерявший сознания купец стал кричать обычное в таких случаях: «Караул, грабят!» Тогда дама под вуалью с неженской силой стала лупить его в оба кулака.

На счастье купца, неподалеку проходили два казака, сцапали пустившуюся было бежать дамочку, и все четверо пошли в ближайший полицейский участок. Там очень быстро выяснилось, что женского в этой «даме» – лишь платье да вуаль. Это оказался 22-летний субъект из петербургских мещан. После допроса с пристрастием он признался, что давненько уж промышляет этим ремеслом и благодаря своей везучести ни разу не попадался. Если бы не эта чертова казачня… Такой вот трансвестизм с криминальным уклоном.

В Москве положение «главной хазы» занимала знаменитая «Хитровка», Хитров рынок. Сам рынок располагался на обширной площади почти в центре Москвы, близ реки Яузы. Торговали там в основном съестным, но такого качества, что не всякая сегодняшняя благополучная хозяйская собака стала бы это есть. Впрочем, клиент, наскребший пару-тройку копеек, на такие деликатности внимания не обращал и любое неописуемое варево уписывал за обе щеки, вплоть до «ирландского рагу» из всевозможных объедков.

Вокруг площади теснились многочисленные лавки и трактиры – о качестве товара в лавках и пошибе трактиров читатель, думаю, сам догадается. В трактирах – а то и на самом рынке – пьяницы во множестве устраивали «сменку»: продавали одежду многочисленным перекупщикам, получали взамен другую, похуже, а приплату тут же пускали на водку – такого же качества, как и все на Хитровке. Иные таким образом допивались, как тогда говорили, «до седьмой сменки» – то есть в конце концов получали «наряд», в котором дырок было больше, чем материи.

Здесь же сбились в кучу ночлежки в два и три этажа, вмещавшие до десяти тысяч человек. Естественно, комфорт был минимальнейшим, то есть его вообще не было. Однако ночлежники были не того пошиба, чтобы требовать хотя бы дырявую простыню… Деньги домовладельцы гребли лопатой: обычный ночлежник платил пятак за ночь, а случавшийся порой любитель комфорта – двадцать копеек за номер. Этот «номер» был не отдельной комнатушкой, как может решить читатель, а попросту отгороженным рогожами местечком на общих нарах: какая гостиница, таков и комфорт…

Естественно, имелись и трактирные «коты» (так тогда именовали сутенеров), вовсю торговавшие подопечными девицами (качество девиц тоже, разумеется, было хитровским, далее некуда, но и клиент пер невзыскательный…). Интересно, что одно время среди этих девиц подвизалась самая настоящая княжна, в силу жизненных обстоятельств опустившаяся на самое дно. Впрочем, всевозможных «бывших» тут хватало…

Другая интересная подробность: трактиры имели всякий свою, если можно так выразиться, специализацию. Были у них какие-то всеми давно забытые, официальные названия, но хитровская шпана и босота за долгие годы привыкла пользоваться неофициальными. В «Пересыльном» тусовались всевозможные барышники-перекупщики, нищие, бездомные. «Сибирь», по хитровским меркам, была классом выше: там собирались крупные скупщики краденого, «авторитетные» воры и карманники. Еще выше по хитровской табели о рангах стояла «Каторга» – вовсе уж серьезные уголовники и беглые из Сибири (или, для разнообразия, отсидевшие срок от звонка до звонка, но на свободу вышедшие отнюдь не с чистой совестью, а с желанием продолжать «работу»). На тогдашнем жаргоне их именовали «обратниками». Всякий, бежавший либо вернувшийся из Сибири или из тюрьмы, первым делом шел в «Каторгу», где «авторитеты» тут же выясняли, кто он таков, чем печально прославлен – и, если гость оказывался по-настоящему «деловым», его быстренько «ставили на работу»…

«Малинка» и там была в большом ходу, тем более что избавляться от жертв случайной «передозировки» было гораздо легче, чем в питерской «лавре», – рядом, под землей, протекала заключенная в трубу речка Неглинка, и на поверхности было немало железных решеток, через которые вниз спускались ассенизаторы. Поднял решетку, кинул туда жмура – и нет проблемы…

Интереснейшие воспоминания об этих трущобах оставил В. А. Гиляровский. Звание это он подтвердил еще и тем, что шесть лет был завсегдатаем «Каторги» – постоянно начеку и с кастетом в кармане (да и сам по себе мужик был внушительный). Кстати, прекрасно зная и о «малинке», он всегда заказывал в трактире одно и то же: водку, запечатанную сургучной казенной печатью (чтобы ничего не подлили), и печеные яйца (уж туда-то ничего не подсыплешь).

Заправляли всем Хитровым рынком двое городовых, верзилы с пудовыми кулаками – Рудников и Лохматкин, за четверть века тамошней службы ставшие большими специалистами по Хитровке. Их по-настоящему уважали и боялись. Оба, судя по всему, были стихийными философами, давно поняли, что вдвоем всю уголовщину все равно не изведешь, а потому выработали некий баланс отношений. Никоим образом не бездельничали, но и лишней прыти не проявляли. Нужно было отыскать похищенное – находили, но строго по приказу начальства. Нужно было взять беглого с каторги (опять-таки по приказу) – брали, а сами инициативы не проявляли. Вот уж кто знал все и всех! В том числе «обратников» – а как же иначе, если каждый беглый, оказавшись на родной Хитровке, первым делом шел к ним на поклон. Не из особого уважения – просто все знали, что у того же Рудникова обширнейшая сеть осведомителей, и если не пойдешь сам «оказать почтение» – все равно быстро донесут…

Следователь по особо важным делам Кейзер как-то спросил Рудникова:

– Правда ли, что ты знаешь в лицо всех беглых на Хитровке, но не арестуешь их?

Рудников невозмутимо ответил:

– Вот потому и стою там на посту двадцать годов, а то и дня не простоишь, пришьют! Конечно, знаю…

Гиляровскому он как-то говаривал:

– Ну, каторжник… Ну, вор, нищий, бродяга… Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один я супротив всех их. Нешто их всех переловишь? Одного поймаешь – другие прибегут… Жить надо!

Пусть и крохотную, но все же пользу Хитровка приносила науке, правда, на своеобразный манер: с Хитровки частенько привозили в анатомический театр убитых, на которых практиковались студенты-медики.

Так вот, однажды, осмотрев очередной такой труп, читавший лекцию студентам профессор Нейдинг уверенно заявил:

– Следов насильственной смерти нет.

Тогда подошел старый сторож анатомического театра Волков, знаменитый тем, что освоил препарирование так, что нередко помогал студентам не хуже дипломированного врача. Повернул труп на живот, присмотрелся и уверенно сказал профессору:

– Сюда гляньте, Иван Иваныч. Перелом шейного позвонка. Случая не было, чтобы с Хитровки присылали не убитых…