Читать книгу "Чудовище Карнохельма - Марина Суржевская"

— Люди, оторванные от своих корней и предков — несчастные люди! Дети фьордов ценят свои земли, чужачка. Я знаю, что нигде не смогла бы найти пристанища. Я родилась, живу и найду покой в Карнохельме!

Именно так считало большинство жителей фьордов. Ильхи привязывались к своим землям, словно деревья — корнями врастали. Исключением были водные хёгги и их потомки, тех, напротив, манили неизведанные воды и новые горизонты. Ну и девы-воины считались перелетными птицами, без дома и риара. Последние особенно интересовали меня, но после первой встречи я не видела в башне Трин-вёльд. Хотя порой мне казалось, что я ощущаю чужой взгляд, наблюдающий за мной.

— Большую часть времени вёльды живут в заповедных лесах. Это дикие земли, Энни, — разматывая пряжу, говорила мне Тофу. — Туда сбегают от злых мужей, от немилых женихов, от нежеланного обручения. Сбегают девы, которые не желают подчиняться мужчинам. Вёльды не признают власти мужчин, у них главенствует крылатая мать. И о своей жизни они не рассказывают. Я слышала, что вёльды устаивают себе жилища в пещерах на скалах или в дуплах тысячелетних буков… словно и правда они птицы, а не люди,— прислужница насупилась, о крылатых она говорила с явной неохотой. — Быть вёльдой — плохая судьба, Энни.

— Почему? — удивилась я, послушно подставляя руки для шерстяной петли.

— Вёльды не чтят перворожденных хёггов и риаров! — отрезала Тофу. — А значит, после смерти не видать им покоя, так и будут скитаться по незримому миру, дальше им путь не откроется! У вёльд свои законы, и нам их не понять! В Карнохельм они приносят ценные камни, редкие травы и шкуры, порой живут тут месяцами, наш риар к ним добр. А за доброту они каждый раз присылают кого-то для участия в Билтвейде.

Странное слово царапнуло слух.

— Что это такое — Билтвейд?

Женщина помрачнела.

— Молись, чтобы не знать, Энни, — сурово поджала она губы. И я решила сменить тему.

— Но разве родительница Рагнвальда была не вёльдой? Аста, так ведь ее звали.

— Аста была иной, — лицо Тофу в один миг смягчилось и осветилось любовью. — Она пришла в Карнохельм совсем юной и полюбила Саврон-хёгга. Аста приняла его власть и силу, она сняла свою птичью накидку. Хотя до самой смерти билась во всех сражениях наравне с воинами. Уж как берег ее наш риар, но Аста даже с сыном под сердцем — билась и сражалась, представляешь?! Дева-воин она была, но чистоты и красоты неимоверной. Да и силы крылатых у нее имелись в избытке.

— И что это за силы? — заинтересовалась я.

— Вёльды умеют то, что не умеют обычные люди, — задумчиво протянула моя собеседница. — Чем сильнее крылатая, тем больше перьев на ее плаще. Я помню день, когда Аста вошла в Карнохельм. Гордая, красивая, ясноглазая! И плащ ее был покрыт перьями до самой талии! Вот какая она была! Явилась прямо в башню и заявила: хочу от тебя дитя, риар! Саврон как увидел эту деву, так и пропал! Всех, кто был до нее, забыл!

Тофу тихонько рассмеялась, а потом вздохнула, и я вдруг подумала, что этой женщине немало лет. Хотя выглядела прислужница прекрасно, да и живости ее хватило бы на десятерых.

— Много людей погибло от снежных? — решилась я задать вопрос.

— В каждой семье есть о ком скорбеть. В память о ком сбривать волосы на левом виске, — поджала губы Тофу и отвернулась.

Я растерянно потёрла глаза. Что бы сделала прислужница, узнай она, что я спасла одного из ледяных хёггов? Не только спасла, но и в некотором смысле… подружилась? Уже не первый раз я слышу о том, что творит в Карнохельме стая диких драконов, но по-прежнему не могу представить, что во всех этих убийствах виноват и Лёд. И хотелось закричать: Ледышка не мог! Вы все ошибаетесь! Но я благоразумно молчала.

Три дня прошли вполне мирно, за работой и разговорами. Я ловила себя на том, что частенько думаю о Рагнвальде, ищу взглядом его высокую фигуру и белые волосы. И тут же одергивала себя. Этот ильх был словно снежная вершина — далекая, колючая и неприступная. А я всего лишь неуклюжая Энни. Я не гожусь для ледяных вершин.

После ужина обитатели башни оставались в зале и рассказывали истории. И этого момента я ждала целый день. Присаживалась в углу и слушала. О воинственных ильхах, хёггах и прекрасных девах. О риарах, способных повелевать камнем и железом, о древних правителях, о жутких северных йотунах и мертвом городе, о блуждающих хёггкарах, таинственных элвах и дранвирах — тех, кого не принял незримый мир. О Великом Тумане, предсказаниях и первых кольцах Горлохума, которые выковали в пламени вулкана перворождённые.

Лучшей рассказчицей оказалась та самая старушка Боргильда. И голос ее — удивительно сильный и мелодичный — создавал невероятно зримые образы.

Легенды фьордов завораживали меня. Сидя там, возле пылающих чаш, я ощущала себя дома. Мне было тепло и уютно, мне нравились рассказы и смех. Порой истории оказывались чересчур откровенными, например, про Темных Дев, что ждут воинов после смерти. Об их умениях и обязанностях я слушала, краснея от понимания, за кого меня принял при первой встрече Рагнвальд. Женщины от таких рассказов фыркали, а ильхи смеялись.

Я тоже улыбалась — тайком.

Я, чужачка, не ощущала себя чужой.

И потому надо скорее покинуть Карнохельм, пока я не успела врасти корнями в эти земли, как говорит Тофу.

Когда Рагнвальд вернется, сразу поговорю с ним! Ну где же он?..

* * *

— Это немыслимо! — вскричал Гуннар — огромный, грузный воин. Черные угли его глаз, казалось, прожигали Рагнвальда. — Надеть кольцо Горлохума в твоих летах? Да как это возможно? Плевок в законы перворожденных хёггов!

— Нет закона, что нельзя надевать обруч после двадцати пяти зим! — вмешался Кимлет. Уже час совет старейшин бушевал и шумел, воины и старцы не могли решить, как поступить. — Традиция есть, тут не поспоришь! Но закона нет! Все просто знают, что духи не принимают взрослых ильхов! Что это то же самое, что прыгнуть со скалы на камни!

Гуннар на миг осекся и нахмурился, отчего кустистые брови почти срослись на переносице. Яростно дернул себя за бороду и снова вскочил.

— Так значит, традицию нарушать можно! Ее заложили предки, задолго до нас с тобой, а-тэм!

— Риар! — оборвал Кимлет. — Пока Бенгт не очнется, я риар!

— Теперь с этим можно поспорить, — неторопливо произнес старик Кьярваль, который уже многие годы считался в Карнохельме конухмом. Бенгт-хёгг защищал эти земли огнем и железом, а старый конухм решал вопросы управления и торговли. Кьярваля уважали за справедливость и острый разум, не померкнувший с годами. И потому совет притих, слушая старика. — Теперь в городе новый хёгг, к тому же, прямой потомок Саврона, его младший сын. Рагнвальд теперь имеет право на башню риара.

— Что ты несешь, Кьярваль! — непочтительно взъярился Гуннар и с досадой почесал короткие волосы на сбритом виске.

Остальные молчали, переводя взгляды с Кимлета на Рагнвальда. Все знают, что из водных хёггов дурные риары. Да и не бывают они риарами, лишь побратимами. Потому что сами не желают править. Морской хёгг — зверь вольный, на месте ему не сидится, стены его душат. Ему нужны лишь водные просторы, быстрый хёггкар да озорные девы, готовые развлекать его в струях воды. Вот и все счастье водного хёгга. И Кимлет был для Бенгта хорошим а-тэмом, но стал плохим риаром для Карнохельма.