Читать книгу "Комедия дель арте. Безумное путешествие в 13 сценах - Ольга Шумяцкая"

— Спасибо тебе, Павлуша, за угощение! — сказал Иван Никодимыч и пошел мыть стакан.

Фу! Я в поезде никогда не сплю, крайне мало ем и стараюсь ни с кем не разговаривать. Исключения составляют мои путешествия с Муркой, которая ни на секунду не закрывает рта. Или ест, или треплется. Но даже в этих случаях мне ни разу не удавалось в поезде уснуть. И вот! Небывалый случай. Мы вошли в купе. В купе сидела приличная итальянская семья: мама, папа, ребятенок. Мы вежливо сказали «Буонджорно!», засунули чемоданы под сиденья, сели и… я отключилась. Видимо, пережитые волнения дали себя знать. Потом девицы рассказывали, что я спала так сладко, что даже причмокивала во сне. И когда итальянский ребятенок засунул мне в нос утенка Дональда из «Хэппи-мила», я только чихнула, слабо пошевелилась и продолжала чмокать.

Проснулась я часа через полтора. Итальянская семейка уже вышла. Мышка кемарила у окна. Мурка смотрела картинки в женском журнале. Поезд притормозил на какой-то промежуточной станции. Дверь открылась, и на пороге возникло чудное видение. Вы представьте себе человека, у которого лицо лепил хороший скульптор. И вылепил ничего себе, вполне подходяще. Но тут на него что-то нашло, и с криком: «Не получилось! Не получилось!» — он схватил это лицо в горсть и смял, стянув к носу. Вот такое видение вошло в наше купе. Одето видение было в старенький, но чистенький черный костюмчик и мягкую фетровую шляпу. Видение потопталось на пороге и село на краешек кресла, поджав под себя ножки. Мурка, бросив на видение быстрый взгляд, тут же укрылась за своим журналом. Мышка слегка приоткрыла рот и выпучила глазки.

— Закрой рот, Мышь! — сказала я, чуя неладное. — Давай без дорожных романов, ладно? Уже имели счастье…

Но Мышка только мотнула головой и пробурчала что-то невнятное. Мурка высунула из-за журнала беспокойный глаз.

— Что, опять? — осведомилась она и кивнула на Мышку.

Потом аккуратно закрыла журнал, отложила в сторону и уставилась на видение. «Чего уселся? — говорил ее злобный взгляд. — Давай проваливай!» Таким образом она хотела выкурить видение из купе.

Но видение не выкурилось. Оно застенчиво улыбнулось и прошелестело:

— Буонджорно!

— Лабас вакарас! — в полной несознанке ляпнула Мышка на чистом литовском языке, что означает «добрый вечер», хотя за окном был никакой не добрый вечер, а почти еще доброе утро. Хотя, может, и не доброе. Кто его знает.

Итак, Мышка сидела и пялилась на видение… А видение сидело и пялилось на нее. И между ними проистекал немой диалог. О чем — не могу вам сказать. Наконец Мышка оторвала воспаленный взгляд от этого лица всмятку и соизволила заметить, что они с новым попутчиком в купе не одни, мы тоже сидим тут и пялимся на них, не зная, что предпринять для спасения утопающей подруги.

— Какое интересное лицо! — промямлила Мышка, и ее собственное лицо покрылось испариной преступного вожделения.

— Это не лицо, — жестко сказала Мурка. — Это черепно-лицевая травма. И ухи! Ухи — лопухи! Чучелло какое-то!

А вот это уже неправда. Ухи у Чучелло, может, и лопухи, но под фетровой шляпой этого не видно. Просто таким образом Мурка решила дискредитировать Чучелло в Мышкиных глазах. Но Мышь такой мелочью не проймешь. Мышь придвигается к Чучелло поближе и начинает делать заходы в своем духе. Она приглашает его в вагон-ресторан и велит мне перевести приглашение.

Я отказываюсь.

Тогда Мышь достает из кармана разговорник, лезет в него и выуживает на свет слово «ристоранте».

— Денег не давай! — коротко бросает мне Мурка.

Я и не собираюсь, о чем недвусмысленно намекаю Мышке.

Мышка надувается и лезет в свой тощий кошелек.

— Пошли, дорогой! — говорит она с видом оскорбленной девственности. — Нас тут не понимают!

И чешет в коридор. Чучелло семенит за ней, ставя ножки в потертых ботиночках носками внутрь и склонив головку набок. Так, не оборачиваясь, они доходят до конца вагона и скрываются за тамбурной дверью.

Мы с Муркой смотрим им вслед.

— Слежка? — спрашивает Мура.

Я киваю.

— Конспиративная? — спрашивает Мура.

Я мотаю головой. Какой смысл? Даже если мы загримируемся, Мышка все равно нас узнает. А если не узнает, значит, не заметит. Мурка соглашается с моими доводами.

— Лучше войдем независимой походкой, как будто мы там по своим делам, и закажем шампанского! — говорит она, и в глазах ее появляется лихорадочный блеск прожигателя жизни.

— Нет, Мур, — обрываю я. Не хочется наступать на горло ее песне, но делать нечего. — Шампанского не закажем. Денег у нас на шампанское не осталось. Все съели.

Мурка кручинится. В своем воображении она уже нарисовала завлекательную картинку: в черных плащах и черных полумасках, мы появляемся на пороге вагона-ресторана. Заказываем шампанское и черную икру. Все мужские глаза прикованы к нам. Мурка сидит в вольготной позе, закинув одну толстую заднюю лапу на другую. Чучелло, завидев нас, стекленеет, поднимается и, как под наркозом, двигается на упоительный маяк, каким являются Муркины лапы. Мышка рыдает, протягивает к нему руки и кричит: «Вернись, я все прощу!» Чучелло не возвращается. Мышка падает в обморок. Официант вылавливает ее из тарелки супа и относит в купе. В сознание Мышка так и не приходит. Мы транспортируем ее к самолету в карете «скорой помощи». В самолете она осуществляет перелет в багажном отделении, как неодушевленный предмет. Мы включаем ее в декларацию, но таможня заворачивает нас в «красном коридоре» и велит сдать Мышку на санэпидконтроль как неопознанный летающий объект. Мы сдаем Мышь. Мышь приходит в себя на лабораторном столе во время обработки дихлофосом. Первое, что она видит, это маскхалат и хобот противогаза работника санэпидемстанции, что пагубно сказывается на ее психике. Когда через неделю мы забираем ее домой, Мышь только лупает глазами, улыбается идиотской улыбкой и твердит одну фразу: «Лабас вакарас!» В качестве действующего игрока на поле женских утех больше не котируется.

Я отчетливо вижу, как все эти чудные картинки мелькают в Муркиных глазах.

— Отвлекись, Мур, — мягко говорю я. — Пойдем посмотрим, чем они там занимаются.

Мы входим в вагон-ресторан и садимся за столик так, чтобы Мышка и Чучелло находились в поле нашего зрения. Мышка и Чучелло тоже сидят за столиком. Мышка напоминает соляной столб. На лице ее застыло умильное выражение. Тощие лапки сцеплены как бы в порыве экстаза. Она смотрит Чучелло в рот и каждые две секунды как заведенная кивает головой. Чучелло распинается. Если честно, я не ожидала от него такой словоохотливости. Мне казалось, что Чучелло вообще плохо умеет говорить. Ничуть. Чучелло ни на секунду не закрывает рта, и Мышка усиленно делает вид, что понимает, о чем идет речь. Перед ними стоят два стакана чая. На маленькой тарелочке лежат два бисквита. Это все, на что у Мыши хватило денег. Судя по внешнему виду Чучелло, у него самого денег отродясь не бывало. Мышка двигает к нему стакан. Чучелло машинально хватает стакан и делает глоток. Потом лезет в карман, достает какие-то картинки, книжечки и бусы. Книжечки раскладывает на столе, тычет в них пальчиком, а бусы протягивает Мышке.