Читать книгу "Адмиралы Бутаковы - флотская слава России - Владимир Врубель"

Хотя год был не юбилейным, но тем не менее по его инициативе торжественно отметили годовщину Гангутского сражения. Он лично организовал экскурсию кадетов, проходивших практику на эскадре, к месту сражения. Тем временем генерал-адмирал продолжал проводить свои реформы на флоте. Встал вопрос об отмене телесных наказаний нижних чинов, прежде всего имевших отличия за беспорочную службу. Великий князь дал поручения многим адмиралам сообщить ему своё мнение на этот счёт. Получил такое задание и Бутаков. В своей записке, направленной генерал-адмиралу, Григорий Иванович вполне разумно говорит о том, что в российском военном законодательстве нет нормы, как, например, у англичан, наказывать не раньше чем через сутки после совершения проступка. Между прочим, бывшие царские офицеры, которые учили моего отца и его однокашников, не раз говорили им об этом. Смысл заключается в том, что никогда не следует наказывать подчинённого под горячую руку.

Во-первых, необходимо разобраться в причинах проступка, а во-вторых, более обдуманно назначить наказание. Бутаков, с одной стороны, соглашался, что следует искоренить унизительные телесные наказания, но, с другой, был не против, чтобы за серьёзные проступки матросов заковывали в кандалы. Приводил он в пример и американцев, где, по его сведениям, провинившихся запирали в тесные шкафы, совали в рот кляп, ставили на ванты, или, связав, укладывали на ядра Григорий Иванович считал, что «неразвитых людей» нужно воспитывать страхом физической боли вместе со стыдом. Так что большим либералом его не назовёшь. Осенью 1860 года Бутакова назначили в комиссию по расследованию гибели клипера «Пластун», возвращавшегося с Дальнего Востока в Кронштадт. «Пластун» входил в состав эскадры контр-адмирала Андрея Александровича Попова.

В этой комиссии оба контр-адмирала крепко схватились. В юности они дружили, но потом между ними пробежала какая-то кошка. Взаимную неприязнь оба тщательно скрывали, но рано или поздно, она должна была прорваться. К тому же, как оказалось, Амалия Арсеньевна была великим мастером по части умения вставить шпильку где надо и где не надо. Служебными делами мужа она интересовалась, как своими собственными. Узнав от Григория Ивановича о его стычке с Поповым, она задумала чисто женский план мести. Ей по какому-то случаю Попов подарил вязаный платок. Амалия Арсеньевна решила разыграть перед Поповым настоящий маленький спектакль. Будто бы, разбирая свои вещи, она нашла платок и вдруг вспомнила, что его ей вручил Андрей Александрович, и спросит контр-адмирала, сколько она ему должна Тем самым Бутакова намекала, что считает платок взяткой. Понятно, что Попов прекрасно помнил о своём подарке, и почувствовал бы себя уязвлённым. Опасные штучки, эти женщины, нет предела женскому коварству! Но без одобрения мужа она не решилась на такую выходку, и правильно сделала. Вряд ли бы Григорий Иванович стал до такого опускаться. Неизвестно, что он ей сказал по поводу такой изящной женской мести. Думается, что ничего хорошего.

Поскольку осенью навигация заканчивалась, Бутакова определили в комиссию, занимавшуюся изучением перспективы развития корабельной артиллерии. Ею руководил старый начальник Григория Ивановича, вице-адмирал Александр Иванович Панфилов. Однако поработать в ней не пришлось, потому что 27 сентября 1860 года по указанию великого князя Константина Бутакова срочно откомандировали в Англию и Францию «для изучения науки флотоводства», сведений по морскому делу, приобретения необходимых печатных изданий, с представлением счетов по всем произведенным расходам. Дополнительно великий князь приказал ему обо всём интересном для морских офицеров сообщать в редакцию «Морского Сборника» для дальнейших публикаций. Во флотах крупнейших держав в ту пору происходили революционные преобразования, и Константин не хотел, чтобы Россия, несмотря на её катастрофическую отсталость от индустриальных стран мира, оказалась на обочине дорог. Но до отъезда за границу пришлось срочно поработать: великий князь приказал ему представить свои замечания по поводу проекта преобразования морских учебных заведений, составленного Ефимом Васильевичем Путятиным, в частности положения об офицерском классе. Правда, позже продлил срок этого задания до начала следующего года. Перед отъездом Краббе предупредил Бутакова о его будущем назначении начальником эволюционной эскадры из сорока канонерских лодок, для плавания в Финском заливе, и необходимости вернуться в Петербург к Святой неделе.

Для получения заграничного паспорта потребовалось свидетельство о рождении, которое Григорий Иванович потерял Запросил Ригу, где родились он и Иван. На Ивана свидетельство нашлось, а записи о рождении Григория в церковных книгах не оказалось. Время поджимало, требовалось ехать, а паспорт без свидетельства о рождении не выдавали. Принципиальные люди сидели тогда в министерстве внутренних дел, на чины и звания не смотрели. Положено — значит, извольте представить свидетельство о рождении. Хорошо что родители были ещё живы и помнили соседей. Но с тех пор времени утекло столько, что и бывших соседей не осталось: одни уехали, другие уже давно вкушали плоды в райских кущах. Найти оставшихся в живых бывших соседей оказалось весьма не просто.

Наконец их отыскали, и они под присягой засвидетельствовали о его рождении. Григорий Иванович получил заветную справку. В разгар этой суматохи Григория Ивановича со всякими просьбами и поручениями осаждали и министерские чиновники, и родственники, и друзья. Председатель морского учёного комитета контр-адмирал Семён Ильич Зеленой попросил, пока Бутаков не уехал, сообщить замечания на готовящийся англо-франко-русский словарь морских и технических терминов, как будто такую работу можно выполнить за один день. Григорий Иванович свободно вздохнул, только когда наконец распрощался со столицей. Как и было приказано, Бутаков вернулся в Россию весной 1861 года. Ещё до прибытия он представил подробный отчёт великому князю Константину. Приобрёл множество литературы по морскому делу. Доставил сведения о броненосных судах западных держав, используемых ими сигналах, и даже приобрел дальномер. Заслуга в этом была не только его, но и отправленных ранее офицеров ниже рангом, которые усердно добывали доставленное богатство самыми разными способами.

За границу с ним ездила и Амалия Арсеньевна, оставив дочь на попечении родственников. Она не могла упустить такую возможность побывать в Париже и Лондоне, в чём её, в общем-то, вполне можно понять. Не помешала ей даже новая беременность. Хозяйственная мадам Бутакова купила в Париже мебель и множество полезных для дома вещей. А вот пошлину за ввоз вещей в Россию Бутаковым платить не хотелось. Но не зря же Григорий Иванович просил царское семейство быть крёстными его детей! Через великого князя и добросердечного Краббе он обратился к министру финансов с просьбой разрешить ввезти купленное во Франции добро беспошлинно. Ему разрешили. В российской жизни правил без исключения не бывает. Таким образом, Бутаков сэкономил из своего бюджета 300 рублей.

Случаются в жизни и маленькие радости. По возвращении Григорий Иванович сразу же получил назначение на должность начальника практической эскадры винтовых канонерских лодок. Краббе своё слово всегда держал. Эти маленькие плоскодонные судёнышки, поспешно построенные в конце Крымской войны, предназначались для усиления обороны Кронштадта и могли действовать в шхерах и в Финском заливе. Они имели осадку менее двух метров. Перемещались эти шедевры кораблестроительного искусства неторопливо, с достоинством, развивая максимальную скорость хода до восьми с половиной узлов, если только не дул встречный ветер и не было волнения, а поверхность воды напоминала зеркало. Поэтому забавно читать в приказе Бутакова, больше напоминающего художественный очерк. «Мне весело видеть, как “Осётр” пышет паром из всех ноздрей, идя для получения приказаний, и как командир этой лодки лейтенант Римский-Корсаков исполняет сигнал “приблизиться” так хорошо, что, несмотря на шум машин двух лодок, можно внятно и явственно переговорить с ним!» Конечно, пара и шума хватало, на них, собственно, и уходила вся энергия машины, а лодка еле двигалась, но тогда такая скорость казалась высокой по сравнению с гребными канонерскими лодками на Дунае, которыми когда-то командовал отец Григория Ивановича. И, кстати, по поводу приказов: Бутаков требовал от своих подчинённых необычной краткости докладов, о чём я уже упоминал, а вот на себя он такое мудрое правило не распространял, распоряжения его крайне многословны.