Читать книгу "На край света - Уильям Голдинг"

— Вы ошибаетесь, Летиция.

Миссис Преттимен опешила, как и я.

— Бене утверждает, что у капитана Кука не было хронометров.

— Он прав, Эдмунд. Угловое расстояние между луной и солнцем использовали для определения долготы до изобретения или, верней, до усовершенствования хронометра. Главная слабость метода — невероятное мастерство, которое для этого требуется.

— Выходит, Бене снова прав!

— Андерсон рассматривает его предложение всерьез?

— На мой взгляд — даже более чем с восторгом. С другой стороны, все, что бы ни предложил наш флотский Адонис, встречает на шканцах восхищенный прием.

Миссис Преттимен открыла было рот, но передумала и промолчала. Мистер Преттимен нахмурился, уставившись в переборку в нескольких футах над собой.

— Андерсон далеко не дурак. Говорят, он отменный мореход.

— Как и мистер Саммерс, сэр. А мистер Саммерс сказал… — возразил я сникшим голосом.

Тишину нарушила миссис Преттимен:

— Мы все в долгу у мистера Саммерса, мистер Тальбот. Он неустанно печется о нас и о судне.

— А как он бесстрашен, мадам! Во время последнего, ужасающего шторма, когда кругом вздымались водяные валы, он в одиночку удержал штурвал — чуть не погиб!

Мистер Преттимен откашлялся.

— Никто не сомневается в том, что наш старший офицер именно таков, как вы говорите. Но дело в том, что, на мой взгляд, вы не учитываете разницы между человеком, наделенным математическими способностями, и тем, кто их не имеет. А она велика — и дело тут не в количестве, но в качестве.

Мне нечего было ответить.

— Утверждают, что вы помогали мистеру Саммерсу у штурвала, сэр. И снова я перед вами в неоплатном долгу. Прошу, примите мою благодарность, — произнесла миссис Преттимен.

— О Господи, мадам! Да не стоит! Совершенно не стоит…

— Поскольку совсем недавно я была о вас совсем иного мнения, сейчас я рада сказать, что нахожу ваше поведение достойным настоящего мужчины!

Мистер Преттимен покачал головой.

— И все-таки не понимаю — он собирается свериться с затмением юпитерианского спутника? Но как? Это совсем не просто…

— Алоизий, дорогой, может быть, попробуете заснуть? Я уверена, мистер Тальбот…

— Конечно, мадам. Мне пора…

— Останьтесь, Эдмунд. Что за спешка? Я в своем уме, Летиция, и четко представляю себе небесный свод. Созерцательные размышления всегда идут на пользу.

— И все-таки не стоит вам перевозбуждаться, сэр!

— «Этот… царственный свод, выложенный золотою искрою…».[30]

— Скорее, сэр, он «весь выложен кружками золотыми…».[31]

— Неужели мистер Бене именно так видит звезды в свой секстан?

— Молодой человек — поэт, Алоизий. Не правда ли, мистер Тальбот?

— Да, мадам, он пишет стихи, однако кто их не писал?

— И вы тоже?

— Только на латыни, мадам. Не смею доверить свои скудные мысли обнаженной простоте английского.

— Вы все больше поражаете меня, мистер Тальбот.

— Ловлю вас на слове, мадам, и рискую обратиться с просьбой: не могли бы вы, следом за мистером Преттименом, звать меня Эдмундом?

Мое предложение, похоже, обескуражило ее. Не давая ей опомниться, я продолжил:

— В конце концов, мадам, это будет вполне пристойно, учитывая ваш… как бы это сказать… учитывая мой… и ваш…

Миссис Преттимен рассмеялась от всего сердца.

— Учитывая мой возраст, вы имели в виду? Эдмунд, мальчик мой, вы просто неподражаемы!

— Мы вели серьезную беседу, Летиция. На чем я остановился?

— Вы с Эдмундом обменялись цитатами, чтобы подвести под вселенную надежную литературную основу.

— Что может быть лучше, чем возвыситься над пустяками, вроде нашего точного положения на земном шаре, и перейти к раздумьям о вселенной, в которой мы рождены?

— Выражать размышления сии лучше стихами, а не прозой, сэр!

— Алоизий, может, и согласен с вами, Эдмунд, а я женщина простая.

— Вы на редкость несправедливы к себе, Летти. Но продолжайте же, Эдмунд!

— Дело в том, что только сейчас, во время нашего плавания, мало-помалу, то по одной, то по другой причине, поэзия обернулась для меня не простой забавой и красивыми словами, но — высотой, которой способен достичь человек. Особенно ночью, когда светят звезды, когда кругом непостижимая Природа — честно сказать, мне неловко об этом говорить…

— Юноша, послушайте! Разве это не само добро? Если нет — то именно таковым добро и должно стать! Неужели вы не видите в этом жеста, свидетельства, указания, не слышите того, что называют музыкой или гласом абсолюта? Если жить в мире с этими понятиями, впустить их в себя, довериться и открыться им — уверяю вас, Эдмунд, даже самый закоренелый преступник в том краю, к которому мы движемся, сможет поднять голову и заглянуть в горнило этой любви, этой благодати, о которой мы с вами говорили!

— Преступник?

— Представьте нашу процессию: мы — пламя земное, пламя негасимое, искры Абсолюта — сталкиваемся с пламенем небесным! Во тьме ночной мы движемся по пустыне нашего нового мира к Эльдорадо, и ничто не встанет между нашим взором и Абсолютом, между нашим слухом и дивной музыкой сфер!

— Да, я понимаю. Это будет приключение из приключений.

— Присоединяйтесь к нам, Эдмунд. Мы всех принимаем. Никто не встанет у вас на пути!

— А ваша нога, сэр? Кажется, вы о ней забыли.

— Нет, не забыл. Я поправлюсь, точно знаю. Пламя души моей вылечит меня. Я поправлюсь и поеду, куда задумал!

— Как бы то ни было, прислушайтесь к миссис Преттимен. Лежите спокойно, сэр.

— Так вы пойдете с нами?

Я ничего не ответил. Тишина росла и длилась до тех пор, пока в шипении воды, трущейся об обшивку, не зазвучал чей-то бессловесный зов… Наконец я понял, что слова не нужны — есть то, что понятней слов: холодный, рассудочный голос здравого смысла.

И все же — и все же я видел! На мгновение в зловонной душной каюте я ощутил силу ее обитателя, невероятную притягательность его страсти. Передо мной мелькнуло, или мне показалось, что мелькнуло, видение нашего мира: огромный пузырь на поверхности необъятного золотистого океана Абсолюта и мириады вспышек, каждая из которых — драгоценный камень во лбу животного, способного «поднять голову и заглянуть в горнило…».