Читать книгу "Вкус греха - Алисса Джонсон"

Дойдя до середины коридора, Вит остановился.

Не мог заставить ее отказаться от идеи шпионить за собственным дядей? Что, если кто-нибудь из гостей барона окажется соучастником и поймает Мирабеллу, когда она будет вынюхивать то, что не следует?

Да пропади все пропадом!

Вит резко развернулся и направился обратно в комнату. Она наконец образумится, а если нет… все равно сделает так, как ей велено. Мирабелла поступит так, как он сочтет нужным. Ради ее же блага. Он все-таки граф, и она обязана ему повиноваться.

Когда Вит вошел в комнату, Мирабелла стояла у окна спиной к двери. Он решительно подошел к ней и заговорил, не дожидаясь, пока она обернется.

— Тебе может грозить опасность. Поэтому я решил, что разговор еще не окончен. Он закончится тогда, когда ты поймешь, что поставлено на кон. Еще я решил, что… — Вит осекся, несколько удивленный тем, что она не обернулась. — Ты слушаешь?

— Нет.

Вит открыл было рот и снова закрыл его, услышав всхлипывание. Он сделал шаг назад.

— Ты…. плачешь?

— Нет, — послышался ответ в паузе между рыданиями.

— Боже, ты плачешь! — Испуг и смятение словно приковали его к полу, и он сказал первое, что пришло на ум:

— Пожалуйста, не плачь.

Вит понял, что сболтнул глупость, но, черт побери, — чертовка никогда не плакала. За все эти годы он ни разу не видел ее слез.

— Мирабелла…

— Уйди.

И он бы с радостью ушел. В этом не было ничего зазорного. Джентльмен никогда не навязывает свое присутствие леди, которая пожелала остаться в одиночестве. Лучше дать Мирабелле время прийти в себя, а затем вместе все обсудить.

Но пока мозг лихорадочно работал, придумывая новые причины для того, чтобы развернуться и уйти, Вит подошел к ней и заключил в объятия.

— Не надо… чертовка, не надо.

Она оттолкнула его. Он снова притянул ее к себе, будучи не в состоянии смотреть на ее слезы.

— Прости, чертовка. Прости. Пожалуйста, не плачь.

Она успокоилась, но слезы все еще текли по щекам. Он слышал их в неровном ритме ее дыхания. Вит утешал ее, нежно прижимая к себе, пока вдохи и выдохи не выровнялись.

— Расскажешь, что случилось? — тихо спросил он, повернув ее лицом к себе.

Она чуть отстранилась, чтобы взглянуть на него.

— Не хочу, чтоб ты ехал.

— Знаю, но у меня нет выбора. — Он смахнул слезинку с ее щеки. — Как ты не понимаешь…

— У тебя есть выбор! — крикнула Мирабелла, вырвавшись из его объятий. — Ты можешь остаться в Хэлдоне. Можешь отпустить меня одну.

— Нет, — твердо ответил он. — Не могу.

— Ты просто не доверяешь мне.

— Доверие здесь ни при чем. — Вит нахмурился. — Или, скорее, наоборот. Почему ты не хочешь рассказать, из-за чего плакала?

— Просто так.

— Нет, не просто.

Она закрыла глаза и вздохнула.

— Опять мы начали с того, на чем остановились.

— Этого бы не случилось, если бы ты мне все рассказала.

— А ты? — В ее голосе слышался упрек. — Ты бы рассказал мне, откуда Уильяму стало об этом известно, или почему тебе приходилось иметь дело с фальшивомонетчиками, или…

— Нет. — Он провел рукой по волосам. — Проклятье! Я не хочу втягивать тебя в это.

— Я тоже не хочу, чтобы ты вмешивался.

— Это разные вещи, — резко ответил Вит.

— Нет, вовсе нет. — Мирабелла покачала головой, прошла мимо него к двери, взялась за ручку и обернулась. — Я не хочу, чтобы ты ехал, — тихо повторила она. — Ты — нежеланный гость.

Ее слова ранили сильнее, чем он ожидал или смог бы признать, но по привычке Вит сказал в ответ:

— Отсутствие гостеприимства никогда не останавливало тебя. Считай это моей местью.

Вит пожалел о сказанном и поспешил извиниться, но Мирабелла уже ушла, не проронив ни слова.

17

По дороге в дом дяди Мирабелла размышляла об унижении и его оттенках: неловкости, отчаянии, стыде… И поняла, что ей, видимо, суждено испытать их все в течение одного месяца. Сначала она упала с холма, потом тринадцатилетний мальчишка изводил ее своими выходками, затем она расплакалась перед Витом, и вот теперь, что самое худшее, Вит собрался к барону в гости.

Уж лучше десяток раз упасть с холма и при этом подвергнуться нападкам целого племени малолетних чудовищ, чем допустить, чтобы кто-либо из Коулов увидел, как живет дядя… и на что похожа ее жизнь в его доме.

Местные кумушки не уставали перебирать косточки барону-затворнику, судачили о вспыльчивом нраве и любви к спиртному, но знать терпела его чудачества, которые вследствие замкнутого образа жизни не всегда становились общественным достоянием. Его репутация — а значит, и ее — оставалась незапятнанной, более или менее.

Что скажет Вит, когда узнает, что ее единственный родственник — беспринципный мерзавец? Не мошенник, заметьте. С этим досадным недоразумением она разберется. Но вот остальные грехи дяди, к сожалению, нельзя отрицать.

Мирабелла припомнила случай, когда он заплатил нескольким проституткам, чтобы те приехали к нему из Лондона. А также тот памятный вечер, когда мистер Латимер в шутку предложил за нее барону двадцать фунтов. Мистер Хартзингер — попечитель Сент-Бриджита, приюта для душевнобольных, — уже не в шутку поднял цену до тридцати.

Для многих этого было более чем достаточно, чтобы заклеймить ее позором.

Если Вит узнает… От одной лишь мысли об этом у нее сжалось сердце.

Он так много сделал, чтоб вернуть семье благосклонность светского общества, но упоминание его честного имени рядом с именем такого человека, как ее дядя, или падшей женщины пустит весь его труд насмарку. Вдруг Вит и его родные отвернутся от нее?

Несправедливо судить о человеке по поступкам его родственников, но так уж заведено в свете. Кому, если не Виту, знать об этом. Его же собственная родня втоптала славное имя Коулов в грязь.

И вот теперь он увидит. Узнает. Осудит.

И ничего тут не поделаешь.

Ночью Мирабелла не сомкнула глаз: все пыталась найти выход из положения, но не придумала ничего лучше, чем сбежать с цыганами или подговорить их похитить Вита. Единственное, что она могла сделать, — приехать раньше и навести хоть какой-то порядок в доме. Если ей повезет, Виту будет не до беспорядка, царящего в старом особняке. Если ей очень повезет, присутствие Вита заставит дядю и его гостей вести себя всего-навсего беспардонно, а не возмутительно.

Мысль о том, что в них осталась хоть капля порядочности, казалась почти смехотворной. Почти.