Читать книгу "Торговцы во времени - Андрэ Нортон"

Привязав, его оставили. Племя собралось вокруг погребального костра на безопасном расстоянии, Эннар и еще пятеро воинов, неся в руках факелы, подошли с разных сторон. Росс видел, как факелы сунули в ветки, слышал треск, с которым загорелось сухое дерево.

К нему поднялся желто-красный язык пламени. Росс не решился вдохнуть. Язык огня обвился вокруг его ног, ремень, которым его привязали, задымился. Костюм не защищал от жары полностью, но позволил выждать несколько секунд, что сделало его спасение особенно картинным.

Пламя сожрало ремень, но ногам было не жарче, чем от прямых лучей солнца. Росс облизал губы. Совсем иначе ощущали жар его лицо и ладони. Он вытянул руки, и сунул запястья в огонь, молча вынося ожоги.

И вот когда пламя окружило его так, словно он стоял внутри огненного столба, Росс прыгнул вперед, стараясь насколько возможно защитить голову и руки. Но зрителям показалось, что он невредимым вышел из самого сердца ревущего пламени.

Он удержался на ногах и стоял, глядя на ту часть племени, что оказалась перед ним. Раздался крик, быть может, страха; внезапно горящий факел ударил его по бедру. Он почувствовал силу удара, но факел скользнул по ноге, не оставив и следа на синей ткани.

— Аххххххх!

Перед ним заскакал колдун, тряся погремушкой, поднимая оглушительный треск. Росс ударил его, отбросил колдуна с дороги и остановился, чтобы подобрать брошенную в него горящую ветвь. Вертя ею над головой, хотя обожженные руки страшно болели, он раздул пламя. Держа ветку перед собой, как оружие, он пошел прямо на стоявших перед ним мужчин и женщин.

Факел — слабая защита против копий и топоров, но Росс об этом не думал; всю свою решимость он вложил в этот последний ход. И не представлял себе, каким видится туземцам. Человек, без всякого видимого вреда преодолевший огненную завесу, вышедший прямо из языка пламени, который теперь использует огонь в качестве оружия, — это не человек, а демон!

Стена людей дрогнула и расступилась. Женщины разбегались с воплями, мужчины тоже что-то кричали. Но никто не решился бросить копье или ударить топором. Росс продолжал идти, будто одержимый, не глядя по сторонам. Теперь он был уже в лагере и шел к костру, горящему перед палаткой Фоскара. Он не отвернул, а, держа факел высоко над головой, прошел прямо через костер, рискуя получить новые ожоги, зато окончательно обеспечив себе полную безопасность.

Когда он подошел к последнему ряду палаток, кочевники разбежались. Впереди лежала открытая равнина. Лошадей отогнали сюда, подальше от погребального костра; они нервно переминались, их тревожил запах дыма.

Снова Росс взмахнул факелом над головой. Вспомнив, как испугалась чужаков его лошадь, он бросил факел на землю между палатками и табуном. Сухая трава мгновенно вспыхнула. Теперь, если его попытаются догнать верхом, это будет трудно сделать.

Беспрепятственно, тем же ровным шагом пришел он по лугу, не останавливаясь и не оглядываясь. Руки его превратились в два отдельных мира пронзительной боли; волосы и брови обгорели, болел обожженный подбородок. Но он был свободен, и вряд ли люди Фоскара решатся его преследовать. Где-то перед ним лежит река, текущая к морю. Росс шел солнечным утром, а за ним поднимался густой черный столб дыма.

Впоследствии он понял, что несколько дней был несколько не в себе и почти ничего не помнил, кроме боли в руках и необходимости идти дальше. Однажды он опустился на колени и погрузил обе руки в прохладную грязь на берегу ручья. Грязь чуть уменьшила боль. Росс жадно напился.

Казалось, он брел в полном тумане. Временами туман рассеивался, и тогда он видел окружающее, мог вспомнить, сколько прошел, и определить направление дальнейшего пути. Но промежутки между этими прояснениями для него навсегда потеряны. Как-то раз он вышел на берег реки и увидел медведя, который ловил рыбу. Зверь поднялся на задние лапы и зарычал. Росс даже не обратил на него внимания и прошел мимо изумленного животного.

Иногда, когда наступала темнота, он засыпал или шел при свете луны, прижимая к груди обожженные руки, слегка стонал, спотыкаясь обо что-то: тогда по всему телу от толчка пробегала волна боли. Однажды он услышал пение и с трудом понял, что поет сам, напевая мелодию, что будет популярна тысячи лет спустя. Но все время Росс помнил, что должен идти, идти вдоль реки к своей конечной цели — к морю.

Постепенно промежутки ясности становились продолжительней, а периоды беспамятства между ними — короче. Росс переворачивал камни на берегу реки, добывал ракушки и жадно поедал их. Однажды он сбил палкой зайца и устроил пир. Нашел в тростниках птичье гнездо и выпил яйца — всего этого хватило, чтобы продолжать идти, хотя теперь его глубоко запавшие серые глаза глядели словно из черепа.

Росс не уловил того момента, когда понял, что его опять преследуют. Началось все с тревоги, которая отличалась от предыдущих галлюцинаций, вызванных лихорадкой. Какое-то внутреннее принуждение, растущее стремление повернуть и пойти назад, к горам, навстречу кому-то или чему-то ожидающему его там.

Но Росс упорно продолжал двигаться вперед. Теперь он боялся заснуть и боролся со сном. Потому что однажды он проснулся на ногах и понял, что идет назад, принуждение овладело его бессознательным телом во сне.

Он отдыхал, но не решался уснуть, и все время на него давило стремление повернуть, пойти назад. Вопреки всему, он полагал, что это чужаки пытаются завладеть им. Росс даже отдаленно не догадывался, зачем он им так нужен. Он не знал, идут ли по его следу и кочевники, но понимал, что происходившее — это борьба воли, воли его и чужаков.

Постепенно берега стали вязкими, и ему пришлось брести по воде и грязи, чтобы преодолеть болотистый участок. Тучи птиц кричали, потревоженные его появлением, скользкие водные животные высовывали из воды любопытные головы, глядя на двуногое существо, механически бредущее их зеленым миром. Но принуждение все время ощущалось, так что вскоре Росс думал уже не о пути, а только о нем.

Зачем он им? Почему они не идут за ним следом? Или боятся далеко отходить от того места, где совершили переход во времени? Он все дальше уходил от гор и поселка, но нить, которая тянула его назад, не становилась тоньше. Росс не понимал ни мотивов, ни средств чужаков, но продолжал бороться.

Болото тянулось бесконечно. Он нашел островок и привязался поясом к единственной растущей на нем иве, понимая, что должен поспать, иначе следующего дня он не выдержит. И уснул, а проснулся замерзшим, дрожащим и испуганным. Проснулся по плечи в грязи. Должно быть, во сне он отвязался, освободился, и только падение в воду привело его в себя.

Он сумел вернуться к дереву и вновь прочно привязался поясом, так, чтобы узел выдержал до рассвета. Сразу уснул и проснулся, по-прежнему привязанный, от утренних криков птиц. Отвязываясь, Росс подумал о своем костюме. Может, его ткань позволяет чужакам воздействовать на него. Если он разденется, и бросит эту одежду, не окажется ли он в безопасности?

Юноша попытался расстегнуть костюм на груди, но кнопки не поддавались слабому давлению его обожженных пальцев. Он потянул ткань, но разорвать не смог. И по-прежнему в чужом костюме продолжал путь, почти не заботясь о том, куда идет. От частых падений его облепила грязь, она немного защищала от туч насекомых. Отчетливее, чем боль и усталость, он ощущал притяжение чуждой воли.