Читать книгу "Чернокнижник - Максим Войлошников"

— М-да?! — Шувалов прикинул. — Хорошо, попробуем матушку уговорить на это. Только сначала помоги с фарфором дело наладить, иноземец никак не справляется, и Вертоградов подмога в том малая, потому что тот к делу его не пускает. Успех принесет доходы казне, да и матушка порадовалась бы.

— Я в вашем распоряжении! — согласился Гавриил.

Для организации производства фарфора в России Елизаветой Петровной был нанят Христофор Конрад Хунгер, тот самый, который якобы украл для итальянцев секрет саксонских «голубых мечей». Ничего он, разумеется, не крал, а был подставным лицом в тайной сделке саксонцев с итальянцами, что и продемонстрировали несколько лет его бесполезной деятельности в Санкт-Петербурге. Недавно прибывший по окончании учебы Дмитрий Вертоградов, назначенный в помощники, к делу им допущен не был и доступа в его лабораторию не имел.

Лодья вызвал Вертоградова и на несколько недель засел с ним в химической лаборатории, откуда все время валил разноцветный дым. Наконец они закончили свои труды, и Гавриил показал результат Шувалову. Он получил полное одобрение вельможи, к тому времени успокоившегося, так как ему удалось свалить вину в любовной интриге на корыстолюбивого канцлера, который якобы подсунул ему свою дочь за деньги. С положительным решением Гавриил отправился к баракам фарфорового завода, взял за шиворот Хунгера и выкинул его вон, невзирая на угрозы пожаловаться императрице. Лодья посадил Вертоградова в кабинет изгнанного иноземца и велел ему заниматься фарфором, что тот и сделал во славу Отечества, менее чем через год развернув производство сервизов, ваз, статуэток и всего прочего, чем славился доселе один Мейсен.

После этого Лодья пришел к Петру Шувалову за обещанным.

— Хорошо, займемся этим делом, — кивнул тот. — Кстати, может, и мне подскажешь, какой завод поставить для прибытку и на пользу отечеству?

— Без сомнения, железоделательный. России придется еще повоевать, и для этого надобна сталь, а не только уральский чугун.

— А где ставить, не подскажешь?

— Воткинск — хорошее место. Уральский чугун рядом, и Кама с Волгою, и леса пермские бескрайние. И сырой чугун за море везти не надо. Ижевск рядом есть, там можно еще один завод поставить. Я там побывал, когда возвращался из Оренбургского наместничества. И мысль об сем деле еще тогда зародилась у меня.

— Еще бы сказал, где денег на строительство достать.

— Попроси у матушки в свое ведомство звериные ловы на Белом море. Они хорошую прибыль дают.

Итак, именно по совету Лодьи началось строительство завода в Воткинске, который уже на протяжении четверти тысячелетия играет важнейшую роль в военной промышленности России. А позднее, во время следующей европейской войны, в которой приняла участие и Россия, Шувалов основал завод и в Ижевске.

Между тем вельможа сдержал обещание — некоторое время спустя были выделены земля, деньги и прикреплены рабочие для возведения стекольного завода близ Петербурга. Лодья делил время между стройкой и химической лабораторией, где проводил днем и ночью опыты по окраске, закалке и шлифовке стекла.

Глава 34. Завод

В новом, 1746, году наконец был назначен президент Академии — восемнадцатилетний Кирилл Разумовский, брат морганатического мужа императрицы — Алексея, получивший европейское образование. Кстати, по отзыву императрицы, он был намного умнее брата. Наставником его стал Григорий Теплов, коему не было и тридцати, он быстро нашел общий язык с Шумахером и его протеже Таубертом.

Однажды в начале лета Кирилл Разумовский в сопровождении Теплова посетил завод Лодьи. С ними увязался и Иван Иванович Лесток, которому в ту пору было уже за пятьдесят. По правде сказать, к тому времени часть своего влияния при дворе он потерял, хоть и оставался придворным лейб-медиком.

Гавриила Степановича они застали в новоотстроенной заводской лаборатории, в кожаном фартуке стеклодува, возле печи с расплавленной стеклянной шихтой. Блики огня падали на его лицо, и на миг будущему основателю графского рода Разумовских показалось, что перед ним демон, а не человек. Как написал позднее недруг Лодьи, литератор Сумароков: «Подобный дьяволу в аду».

— Пришли посмотреть, как я тут колдую? — зычный голос Лодьи разрушил эту иллюзию.

— Хотим поглядеть, как господин профессор до такого плебейского занятия дошел, — раздался язвительный бас Лестока.

— Извольте. Передайте матушке-императрице, будьте любезны!

Лодья достал из кармана коробочку, открыл — на бархате сверкнул алым ограненный рубин размером с голубиное яйцо. Кирилл Григорьевич, известный щеголь и любитель драгоценных камней, на мгновение потерял дар речи, принимая коробочку.

— Откуда сие?! — вырвалось у него.

— Стекло. Можно и сапфиры, и изумруды, и бриллианты сделать, подобные натуральным. Однако у бриллиантов блеск будет не такой искристый. И прочность, разумеется, ниже.

— Весьма впечатляет!

— Стекло — удивительный материал, господа! По сути своей — это жидкость. Жидкость, для которой время течет в миллион раз медленнее, чем для нас. За целую человеческую жизнь оконное стекло лишь слегка утолщается внизу, из-за стекания под действием силы тяжести. С этим свойством его, в отношении к течению времени, связаны некоторые особые качества стекла, кои могут найти самые разнообразные применения во всех сферах человеческого бытия… Первым путь в этом направлении нам указал великий алхимик и оптик Галилей. Самому великому астроному и магу Тихо Браге в своем знаменитом Ураниборге не удалось узреть в небесах столько, сколько сумел разглядеть сей муж при помощи созданного им телескопа. Стекло, надлежащим образом обработанное, может замедлить наблюдаемый процесс в миллион раз, превратить стремительную пулю в неуклюжего жука-навозника, или, наоборот, обратить наблюдателя в неподвижную скалу, мимо которой стремительно пролетят века, и дальние созвездия покажут свое неспешное движение вокруг мировой оси… Можно видеть прошлое и предвидеть будущее…

— Хочешь меня обойти, господин Лодья?! — вдруг послышался сдавленный от злобы ревнивый голос Лестока. Задохнувшись от избытка чувств, тот взмахнул кулаком. — Хочешь стать новым Нострадамусом?

— Окстись, Иван Иванович! Прости, не учел я, что ты оптике не учен.

Лодья то ли всерьез извинялся, то ли издевался. Вернее последнее, потому что он продолжил:

— Я для русской славы стараюсь! Подобно тому, как искусный старик Нартов свои невиданные станки тачает и пушечные стволы сверлит. А ты для кого стараешься? Клятву Иппократа помнишь ли?

Гавриил прямо намекал и на 15 000 ливров, ежегодно получаемые Лестоком от Франции, да и на странную смерть Демидова тоже. Опасно было так трунить над чернокнижником и интриганом. Только, что он мог причинить Лодье? Что ты сделаешь железному метеориту, несущемуся на тебя?

— Иппократ велел не лечить бесплатно — я так и делаю! Совета просят — советую! Ищешь ли места, на котором стою? Не иди поперек меня! — проговорил лейб-медик угрожающе, понимая, впрочем, что угроза сия малосодержательна для его собеседника.