Читать книгу "Уши в трубочку - Юрий Никитин"

Я стиснул череп ладонями, в бессилии подумал, что женщину бысюда, она быстрее бы разобралась, что меня тревожит, а мужчинам такое непонять, нам вот по фигу, что одеть: что попадается под руку, то и одеваю, а тои вовсе надеваю, попадается же всегда одно и то же: никакой мужчина неопустится до такой дури, чтобы завести больше одной пары башмаков, одногокостюма и двух рубашек.

Ничего не придумав, подошел к бару, остановившись возлековбоя в кирзовых сапогах, бармен взглянул вопросительно.

– Бокал шампанского, – сказал я. Почувствовал себяглупо, здесь положено потреблять коктейли, но взялся – тяни, добавил: –Лучшего.

Бармен повел глазами в поисках девушки, которой так повезло,я добавил сварливо:

– Да побыстрее!.. Сам выпью, я себя люблю больше.

Он кивнул, в глазах появилось понимание, что значит,нарциссисты сюда тоже заходят, снял с полки толстую бутылку в золоте иобвешанную медалями, начал снимать золотую фольгу. Медали звякали, звенели,всячески и весьма назойливо лезли под руки. Ковбой с интересом следил замолодой девахой, что двигалась через танцующих с грацией молодого дельфина: вмужской рубашке, расстегнутой довольно рискованно, на длинных изумительнойформы ногах, лицо, кукольное, очаровательно глупенькое, глаза синие,мечтательные, губы пухлые, созданные и для поцелуев, сиськи вот-вот выпрыгнутна свободу, ну просто божественная дурочка…

Я тоже засмотрелся, торкесса в самом деле хороша, красивая иглупая, идеал каждого мужчины, идет замедленной танцующей походкой, дразнящейвоображение, в самом деле хороша, хороша, и здесь хороша, и там хороша, ивезде, даже на рояле будет хороша.

Она почти приблизилась к бару, ковбой опустил на стойкуграненый стакан, но я, у которого в руках пока еще ничего, быстро шагнулвперед, сказал:

– Эй, подружка! Ты не меня ищешь всю жизнь?.. Бармен,два шампанского!.. Мы сейчас подойдем.

Торкесса удивленно вскинула брови, но дала увлечь себя втанец, не слишком, впрочем, отдаляясь от стойки бара. На ковбоя мы поглядывалипо очереди, он, в свою очередь, тоже наблюдал за нами.

В тесноте удавалось двигаться только в медленном чувственномтанце, нас прижимали друг к другу, торкесса прошептала застенчиво:

– Я не переборщила?

– В чем?

– Мне кажется, что теперь мое декольте слишком глубоко.Как ты думаешь?

Я осторожно заглянул в разрез моей бывшей рубашки, сказал снекоторым колебанием:

– Э-э-э, по правде сказать… да нет, все нормально. Утебя что, волосы на груди?

Торкесса хихикнула, сказала в кокетливом ужасе:

– Да что ты такое говоришь? Конечно, нет!

– Гм, – сказал я, – да, тогда, пожалуй, немножкоглубоковато.

Она попыталась запахнуть рубашку, но я придержал ее руку.Указал глазами на ковбоя, мы на задании, а торчащие сиськи – это все равно чтоиз танкового орудия в упор. Пойдем, бармен уже раскупорил, по-ямщицки громкохлопнув пробкой в потолок, янтарная жидкость льется в фужеры.

Торкесса с сияющими глазами и раскрасневшимся лицом принялабокал, отхлебнула, сказала счастливо:

– Ой, какое чудесное!

Я сказал напыщенно:

– По всем приметам, мне сегодня очень повезет!

Рядом ковбой негромко фыркнул, он откровенно разглядывалторкессу, раздевал ее глазами, снова одевал, разглядывал, я сказал ему собидой:

– Вы что, не верите в приметы?

– Нет, конечно, – ответил он, не отрывая взгляда отторкессы. – Если и повезет сегодня кому, то это мне…

Я покачал головой, в моих глазах ясно читалась мягкаяинтеллигентная укоризна.

– Вы зря так грубо о предсказаниях, – упрекнул я мягко.– Вот даже сегодня ко мне подошла одна цыганка, предложила погадать на руке…

– И что? – спросил ковбой.

– Всего за двадцать баксов удалось узнать, что я – лох.

Он громко захохотал, хлопнул меня по плечу, сразу проникшисьдобрыми чувствами, все мы лохов сразу сбрасываем со счетов, как соперников,ведь лох – это не тот, кто верит всем людям, лох – это тот, кто верит всем, азначит, и нечеловекам с летающих блюдец. И вообще, слышен денег громкий шелест– это лох пошел на нерест!

– Хорошее пьете шампанское, – сказал он.

– Хорошее, – подтвердил я гордо, сказал бармену: – Ещеодин бокал для нашего друга!

Ковбой улыбнулся, давно известно, что скупой платит дважды,тупой платит трижды, лох платит постоянно за себя и других.

– Неплохо зарабатываете?

– Да, – ответил я. – Бизнес бывает прибыльным… А вызанимаетесь только танцами?

Он засмеялся:

– Нет, я – социолог.

Хотя бы что-то пооригинальнее изобрели, подумал я сотвращением. Даже в детских садах знают, что все социологи – шпионы, шпионы итолько шпионы. Других социологов просто не бывает.

– Человек приносит пользу, – сказал я, – если егоисследуют социологи. Так выпьем же за социологию!

– Выпьем, – согласился ковбой, он не отрывал взгляда отторкессы, что прижималась ко мне плечом и восхитительной грудью, что еще большедразняще приподнималась из расстегнутого ворота. Парень не дурак, ведь дурак –тот, кто опрокинет тарелку с супом, а лох – на кого этот суп разольется. Ужеприкидывает, как опрокинуть на меня этот самый, тем временем захапать торкессу…а она в самом деле хороша, еще и строит ему глазки, стерва, делает вид, чтоготовит на всякий случай запасной вариант… А этот ковбой должен планироватьсейчас, как запасной превратить в основной…

Я рассматривал толпу, одной рукой мял плечи торкессы, оченьподатливые, мягкие, мятельные, пальцы так и впиваются в эту сладкую плоть,сказал со снисходительностью богатого дурака:

– Все-таки лучше бизнес… Социология – для нее нужнаголова, а для бизнеса нужны мозги…

Ковбой фыркнул, сказал уверенно:

– Да какой бизнес возможен без социологии?.. Разве этоне мы, социологи, доказали, что в основе всей человеческой деятельности лежатчиста экономические мотивы?

Я сказал коварно:

– А как же, к примеру, крестовые походы?

Он отмахнулся:

– Фигня! Чиста экономические мотивы.

– Крепкая мужская дружба? – спросил я.

– Гомосеки, – определил он уверенно. – Орест и Пилад,Аяксы, Зигмунд и Ганзелка, триста спартанцев – тоже гомосеки, Гастелло пьяныйзаснул за штурвалом, а Матросов просто поскользнулся на льду…

Я кивал, но последние слова зацепились в сознании, яухватился за них, как за соломинку: