Читать книгу "Великий государь - Александр Антонов"

Об одном умолчала Катерина, о том, что Гермоген уже заточен в Чудов монастырь. Потому как в сие время воеводе не нужно было знать того. Да и сама она пыталась убедить себя в том, что патриарх вольно пребывает в палатах. Но себя ей не удавалось обмануть.

Как трапеза подошла к концу, Михаил открыл место пребывания князя Михаила Романова:

— Поезжай в село Домнино, что в семи верстах за селом Рябинино. Там, в родовом именье Шестовых, и найдёшь княжича. И провожатых тебе дам, стрельцов.

— Спасибо, батюшка воевода, не откажусь от военных людей, потому как ведаю, что по дорогам шастают тати-разбойники. — А согласилась на провожатых потому, что не хотела обидеть воеводу.

Он же попросил Катерину остаться в его палатах на ночь и отдохнуть. Но знала, что ей надо спешить, и отказалась.

— Ты, батюшка воевода, не печалься, мы ещё свидимся.

Кострому Катерина покинула в сумерках. Её возок сопровождали десять стрельцов. И Катерина расслабилась, укрылась меховым пологом и уснула. В Домнино она приехала в полночь. Село встретило её тишиной. Но потом появились собаки и с лаем провожали конников до барской усадьбы.

Палаты дворян Шестовых — большой деревянный дом с мезонином — стояли в старом парке в стороне от села. Усадьба охранялась сторожем с собакой. Большая лохматая овчарка бросалась чуть ли не на шеи коней стрельцов. Сторож подошёл к саням, нацелил на попа Ивана бердыш.

— Кто такие, что нужно? — спросил он.

Катерина выбралась из саней, сказала сторожу:

— Иди передай барыне, что приехали из Москвы от патриарха.

В это время в окнах дома затеплился свет, и вскоре двери открылись и на крыльце появился дворовый человек с фонарём и инокиня Марфа. Чутко спала старица, потому как жила в предчувствии беды.

В прежние годы Катерина никогда не встречалась с женой Фёдора Романова Ксенией. Теперь сходились, и у Катерины на душе скребли кошки, стыд мутил душу.

— С чем приехали, кто такие? — спросила Марфа.

— С миром, матушка, с миром. Да в дом пусти, там и поговорим, — ответила Катерина.

Видя поодаль стрельцов и рядом — женщину, Марфа сказала:

— Входи, коль с миром.

Катерина вошла в освещённую свечами прихожую и остановилась у по рога, испытывая неловкость. Марфа взяла у дворового фонарь, осветила им лицо Катерины. Рассматривала её пристально. И Катерина присмотрелась к ней, увидела и то, что было снаружи, и что внутри. Стояла перед нею женщина в годах, с поблекшим лицом, много выстрадавшая. Ведунья затруднялась сказать, почему красавец-князь, умный и образованный, женился на этой дворяночке. Но чуть позже Катерина поняла, что в молодости Ксения была как привлекательна, да прежде всего душевной красотой. Да и с лица, когда ведунья смыла с него морщины, разгладила кожу, оживила большие карие глаза, с волос паутину седины сняла, стан обкатала до девического, то увидела другую Ксению, милую, сердечную, да не каждому доступную. Однако Катерина прервала своё занятие, потому как инокиня догадалась, почему гостья рассматривала её так пристально.

— Матушка Марфа, — сказала ведунья смущённо, — я с посланием от патриарха Гермогена. Прими меня и выслушай.

Марфа провела Катерину в горницу, усадила возле тёплой печи, сама вышла, распорядилась разместить и накормить стрельцов и попа Ивана, после пришла, села рядом и спросила:

— Зачем тебя прислал святейший?

— О твоём сыне печётся первосвятитель.

— Он и раньше не оставлял нас своими заботами, и здесь мы по его воле.

— Верно. Да нынче и тут отроку грозит лихо.

— Куда же нам? Может, в скит какой, за Волгу?

— Просит вас патриарх укрыться за монастырскими стенами в Ипатьевской обители. И слово его я несу архимандриту Донату. Там будет надёжно. И город поляки не враз одолеют, и в стены монастырские лбы разобьют.

— Оно бы и хорошо под защитой Всевышнего и под недреманным оком воеводы, — согласилась Ксения, — токмо из-за нас иные пострадают.

— Ноне пол-России страдает. А нам мешкать не следует Вот разве княжича не спросили...

— Тут место моей воле, — твёрдо ответила Марфа. — Как повелю, так и будет — Она сидела, низко опустив голову, глаза были почти закрыты тёмным кашемировым платком, смотрела на Катерину лишь изредка, бросая острые взгляды. И Катерина поняла их смысл. Захолодела у неё душа, стыд ожёг лицо, за то, что она, полюбовная девка, отважилась явиться пред ликом Богом данной Фёдору супруги. Но, оставаясь отчаянной и дерзкой, Катерина побудила сказать то, о чём не каждая на её месте отважилась бы выслушать.

— Ты, матушка княгиня, держишь слово, да опасаешься выпустить его. Грешна я пред тобой многажды. Потому говорю: ударь меня, а я стерплю.

Ксения руки на коленях сцепила, словно удерживая их от вольности. Но расцепила-таки и медленно подняла правую руку, да сбросила с головы тёмный платок, лицо подняла, тихо сказала:

— Чего уж там. — Лицо её было мягкое, всепрощающее. — Как бы не схима, может, и попрекнула бы. Теперь же я Христова невеста. И нет у меня обиды на тебя. Да и стоишь ты того, чтобы Фёдор тебя любил. Когда он приходил от тебя, то и со мною был ласков. Мы оба будто возвращались в молодость. Знаю почему: твоя сила возвращала нас к весне. А однажды, как под опалу нам попасть, я попросила Федю открыть тебя, какая ты есть... Откровенен он был во всём. И я простила ему вольности. Что уж там, по первости плакала в подушку. А он журил меня: полно, матушка Ксюша, меня на дюжину хватит, а ты жалкуешь. Я ему про Бога и грех, он же мне своё: дескать, ты тоже от Бога...

К горлу Катерины подступил острый комок, и она не справилась с ним, заплакала, оттого что увидела в глазах Ксении что-то материнское. И не было у неё на языке бранного слова мужу-гулёне. Слёзы текли вольно, очищающе.

— Ну полно, полно, — тихо уговаривала Ксения Катерину. — Нет на тебе греха предо мной. Знаю, не только усладу давала Фёдору, но и спасала его не раз.

— Господи! Услышь меня, грешную, прошу Тебя, милосердного, послать матушке Ксении благости на все долгие дни жизни! — воскликнула Катерина и уткнулась инокине в плечо.

Она же гладила её по спине и тихо шептала:

— И тебе пусть Господь пошлёт все блага бытия.

А на лестнице, ведущей в мезонин, уже давно стоял юный князь Михаил. Он долго слушал женщин не шелохнувшись. Лицо, обрамленное мягкими, слегка вьющимися русыми волосами, было по-детски милое и сонное. И сам он, весь тонкий, стройный, был похож на юную девушку.

Ему-то довелось видеть Катерину и он знал, кто она, кем приходилась его отцу. Знал и не осуждал. Всё это походило на чудо. А чуда не было. Из глубины веков пробивалось в россиянах языческое начало, когда мужчине-воину было дано жить не с одной женой, но со многими, примером тому был великий князь святой Владимир. Постояв так, не шелохнувшись, юный князь поднялся вверх и скрылся в мезонине.