Читать книгу "Не жизнь, а сказка - Алена Долецкая"

В 2001 году стукнуло 40 лет полёту Гагарина. Для номера, посвящённого космосу, мы придумали сильную съёмку — нашли пустыню в Америке, которая была копией лунной поверхности с её воронками. Съёмка была приличная, но не выдающаяся: модель — средненькая, и кадра, достойного обложки, в полученных фотографиях не оказалось. И я говорю моему тогдашнему арт-директору, англичанину Брендану Паркеру: «Брендан, это тоска. Надо что-то делать». А у нас с ним был общий любимчик — знаменитый арт-директор Harper’s Bazaar Александр Бродович, пожизненный конкурент креативного директора Condé Nast, легендарного Алекса Либермана. Вспомнили, что десятки лет тому назад у Бродовича была похожая проблема: чуть ли не Аведон сделал не самую удачную съёмку. И тогда Бродович создал из той фотографии коллаж, как будто модель позирует в шляпе. Аведон кричал: «Как ты смеешь покушаться на мой кадр?!» В итоге два титана сговорились-помирились, и этот номер позже оказался бестселлером, попал во все архивы лучшего, что сделано в глянце.

И тогда мы решили сделать нашей девушке с обложки платиновый космический шлем из фольги: вы видите девушку-космонавта.

Обложка была провокационная, ни на что не похожая. Выходит номер, приезжает владелец издательского дома Джонатан Ньюхаус в Москву, закрывает дверь в моём кабинете, садится и говорит:

— Значит, так, Алёна, ещё одна такая обложка — и я тебя уволю.

— А что, Джонатан, не понравилась?

— Никуда не годно. Ты вообще цифры продаж видела?

У-у-у-п-с! А мне цифр-то никто не показывал! Типа главный редактор не обязан видеть всех цифр продаж. Очень низкие — его расстроят, от высоких — охватит гордыня. Ньюхаус спрашивает: «Как не показывали?!» Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!

Оставляет мне все бумажки и уезжает. И я, с трясущимся заячьим хвостиком и мокрым затылком, думаю: «Вот так лажа!» Сажусь и вижу: действительно в этом месяце цифры меньше, чем в предыдущем. Намного. Иду к тогдашнему генеральному директору, чуть ли не рыдаю, говорю: «Миша, какое позорище-то, а?» Он говорит: «Где позорище? В апрельском? Там не позорище, там подъём!!!! Этот номер же напечатали намного меньшим тиражом. В апреле продажи всегда пониже, вот мы и опустили тираж. Относительно всего предыдущего — это как раз очень высокие цифры».

Я лечу к компьютеру: «Уважаемый Джонатан, изучила цифры. Оказывается, номер с платиновым шлемом — бестселлер в рамках апрельского тиража». И сижу жду, как Алёнушка братца Иванушку, что вот он сейчас через минуту пришлёт мне извинение и охапку цветов. Не присылает. Прошло полгода. При встрече я вернулась к этой теме. Джонатан рассеянно так ответил: «А, да-да-да-да, да-да-да, да, вы правы». Вот и всё, наше вам с кисточкой от начальства. А ведь грозился уволить.

Совсем другой случай из предыдущей жизни: в 1996 году шотландец Энтони Эндрюс пригласил меня в Британский совет возглавить отдел искусства и пиара. Готовились к 850-летию Москвы, и Эндрю сказал: «Хочу, чтобы Великобритания и Россия отпраздновали эту важную дату так, чтобы наконец показать, что связи наших стран крепки, как никогда».

Уж мы показали! Наша крепкая команда, практически «сердца четырёх», сделала за год восемь или девять проектов федерального масштаба. Одержимые и влюблённые в своё дело, мы взорвали культурную Москву со всех сторон. Обклеили весь Московский метрополитен — режимное предприятие, напомню! — четверостишиями русской и английской поэзии, а ночью русские и британские актёры читали стихи на станции «Рижская». Привезли премьеру английского спектакля «Иванова» с Рефом Файнзом в главной роли. А тут подоспел фильм «Английский пациент», и пришлось правдами и неправдами умолять прокатчиков немного задержать премьеру, чтобы она совпала со спектаклем и Файнз появился бы в Москве в ореоле двойной славы. Праздник — так праздник по полной.

В тот же год завезли в Кремль выставку «Сокровища Тауэра» и открыли ещё одну, из Королевской академии искусств — «Ожившие мосты» в Третьяковской галерее. В общем, Москва дымилась, и список наших подвигов здесь неполный. И вот во время очередного перекура на лестничной площадке в Библиотеке иностранной литературы, где у нас был офис, меня вызывает шеф Энтони:

— Alioshka, я очень волнуюсь.

— Что случилось? У нас всё под контролем — деньги ищем, выставки делаем.

— Я заметил, что ты со своей командой слишком часто стала ходить в курилку. Это значит, что вы в стрессе. Чем я могу помочь?

Ну, натурально — мы в стрессе! И я ему, как на духу: едва хватает рук на перевозки выставок, бесценных объектов культуры, материальных и живых. А визы? А разрешения? А запреты? Россия 90-х — не в лучшей форме.

Но начальник мой, под которым таких Alioshka было в шесть раз больше — британская наука и техника, образование, университетские обмены и прочие, — меня удивил. Вот ведь совсем другой начальник! Понял, что чем больше он о заботится о своих, тем вернее будет успех предприятия.

Вот такие разные начальнические истории. В одной — редактора GQ таки уволили. В другой — играла по всем правилам, старалась изо всех сил, но из-за ошибки руководства могли легко убрать. В третьей истории — снимаю шляпу перед шотландским шефом, который, вместо втыка и недовольств, проявил человеческую заботу.

Впрочем, самая интересная категория начальников — те, кто вырос из твоих бывших подчинённых. Вот тут начинается цирк с конями.

Женщина на вышке

Мой прилёт в Баку в 2004 году был обставлен почти как государственный визит. Почему бы и нет: в конце концов, Vogue — это тоже своего рода суверенная держава. Снимать предстояло Первую леди. Она ещё не была вице-президентом — её мужа Ильхама избрали недавно. Мехрибан мало тогда знали в России, но я загорелась идеей снять её для Vogue.

Алиева — не тусовщица, светские мероприятия её волнуют мало. Чем больше я о ней узнавала, тем становилось понятнее, что она вполне себе супруга лидера страны в европейском понимании — не носила никакой этники, не пряталась за спину мужа. А блестящий Дом-музей Гейдара Алиева, который она открывала, совсем не напоминает мемориал — скорее культурный центр, такой предшественник музея Ельцина в Екатеринбурге.

Подобраться к Мехрибан было непросто. Мы вооружились фотопортфолио американского Vogue с жёнами президентов, французского Vogue — с крупными писателями, и презентовали свой замысел.

И вот после долгих переговоров и полученного «добро» мы летим в самолёте с голландским фотографом Матиасом Вринсом, с визажистом Наташей Власовой и прочими ассистентами.

Снова смотрим портфолио. На кого похожа Мехрибан? Говорю: «Ребята, я хочу Джеки Кеннеди». Они говорят: «Подожди, давай лица сравним». Я: «Ну и что? У неё такое лицо восточной королевы, она из научной, интеллектуальной семьи, отец — ректор академии авиации, мать — известный востоковед. И у неё есть стать».

Vogue Россия, март 2005 г.