Читать книгу "#Виновата. Родиться женщиной - Том Черсон"

быть проституткой, чтобы быть изнасилованной, как чуть не случилось с моей подзащитной! – не выдержала Кравцова, и её щёки от злости побагровели.

– До этого мы дойдём, – махнула я рукой и протянула папку с распечатками приставу. – Сейчас я докажу, что насилия не могло быть. Я ознакомилась с соцсетями Никифорова. Он отмечен на многих фотографиях некого Антона Тишмана. И уже месяц таких фотографий нет. Также, фотографии Никифорова есть в аккаунте клуба «Уно».

Василий Никифоров покраснел, но не решался возразить. Я наблюдала, как он поморщился, стиснул зубы. Глаза его заслезились.

– Более того, мне удалось найти совместное фото Никифорова, Шнайдер и Тишмана. Василий и Антон выглядят очень счастливыми. А Ксения рядом, весела и, на первый взгляд, невинна.

– И что из этого следует? – не выдержала судья.

– Это не мой секрет, – прищурилась я. – Но выводы, почему Василий не мог изнасиловать Шнайдер, вы можете сделать сами. Значит, так называемая, самооборона тут вряд ли была уместна.

– Это всё предположения, – недовольно буркнула судья. – Вы можете ещё что-то сказать по существу?

– Она права, – схватившись за голову, прошептал Никифоров. – Я так больше не могу!

– Что и требовалось доказать! – ухмыльнулась я.

– Вопросы к свидетелю ещё есть? – каменный взгляд куда-то пропал, и судья закатила глаза от усталости.

– У меня есть вопрос по незаконной деятельности в «Петер-плазе» – проворчал прокурор. – Но это не относится к делу. Маргарита Юрьевна, ждите повестки.

– Знала, что вы это скажете. Отнюдь, я всегда имела весьма посредственное отношение к «Плазе», – отбивалась я. – Последние три года отель принадлежал моей матери, которая подрабатывала медсестрой в доме престарелых. Она любила помогать людям. Просто так, по доброй воле, безвозмездно. Но, к сожалению, вчера умерла. Как единственный родственник я вступила в права наследства досрочно и продала отель Виталию Малимонову, точнее, его беременной жене. На этой жизнеутверждающей ноте прошу закончить мой допрос.

– Что за цирк вы устраиваете, Токарева? – судья покраснела. – Выношу вам предупреждение. Садитесь к остальным свидетелям.

– Не вопрос.

– В связи с открывшимися обстоятельствами прошу повторно допросить Василия Никифорова, – потребовал прокурор.

– Разрешаю.

– Я не могу молчать, но из-за моей семьи… – Никифоров встал, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Мне тяжело говорить об этом. Уважаемый суд, можно я напишу это на бумаге? Мне, правда, очень тяжело!

– Ещё раз спрашиваю, что за цирк вы тут устроили? – равнодушно бросила судья. – Говорите, как есть.

– Я вынужден молчать, – не сдавался Никифоров.

– Ладно, – судья закатила глаза и добавила: – Дайте потерпевшему лист бумаги и ручку.

Никифоров что-то недолго писал и испуганно передал листок судье. Та лишь вздохнула, кивнула и велела Никифорову продолжить.

– Ксюша всё знала. И в ту ночь хотела переспать со мной. Но я ей отказал. Ксюша пригрозила взболтнуть лишнего. Мне стало очень страшно. Я схватил её за запястья, признаю. Был в состоянии аффекта, прошу это учесть. Но не понимаю, каким образом она успела всадить мне в шею нож. Когда я оказался в больнице, то сам все рассказал родным. Отец очень злился. И настаивал на версии с проституткой, чтобы все думали, что со мной все в порядке. Он угрожал лишить меня денег и жилья, если я не соглашусь.

Кравцова схватилась за голову, прокурор смотрел на Никифорова, как на прокажённого. Остальные гнусно перешёптывались. И лишь судья сохраняла спокойствие.

– Тишина в зале суда! – гаркнула судья и снова обратилась к Никифорову: – Вы были пьяны?

– Более чем.

Шнайдер побледнела и свела нарисованные брови. После этого начала нервно теребить выжженые оксидантом волосы, тяжело вздыхать, закатывать глаза. Понимая, что от образа жертвы не оставалось и следа, она схватилась за голову и с ненавистью посмотрела на Василия.

– У нас есть ещё трезвые свидетели? – отшутилась судья, но никто не засмеялся.

– В зал суда приглашается Гаева Дина Эдуардовна, – отрапортовал пристав.

Далее снова последовал стандартный опрос перед основной частью. Горничная отвечала тихо, но уверенно. И её показания должны были сложить картину до конца.

– Мне очень жаль, что так произошло, – говорила она. – Что мне пришлось в этом участвовать.

– В чём? – напирал прокурор.

– В тот вечер мы с Гульнарой Тагиевой дежурили на цокольном этаже. Так как Белецкий организовал там притон с проститутками, нас время от времени просили следить, чтобы никто никого там не убил или не покалечил. Но в первую же ночь мы с Гулей услышали крики из 006 номера. Гуля ворвалась в туда, было не заперто. В руках она держала столовый нож из соседнего 005. Мы собираем посуду после гостей. Она увидела, как Василий Никифоров душит Ксению Шнайдер и видимо в состоянии аффекта воткнула нож ему в шею.

– Но удар пришёлся на левую артерию, – задумался прокурор. – Как вы это объясните?

– Гуля – левша.

– Токарева, вам ранее было это известно? – спросила судья.

– Впервые слышу, – ни дрогнув ни одним мускулом лица, пожала я плечами.

– Продолжайте, Гаева.

– Мы с Гулей испугались, – вздохнула Дина. – Шнайдер потеряла сознание, Никифоров тоже. Поэтому Гуля стёрла свои отпечатки и подложила нож Шнайдер. Мы, правда-правда, подумали, что он хотел её изнасиловать! И, в случае чего, Шнайдер скажет, что это самооборона. Простите меня! Простите!

– Хорошо, – заключил прокурор, похрустев костяшками. – И где же сейчас находится Тагиева?

– Она вчера куда-то уехала, – испуганно произнесла Дина.

– Спасибо, – сказала судья. – Переходим к прениям сторон.

Процесс продолжился очередными формальностями, а я со скучающим видом листала ленту новостей. Алина молча смотрела в окно. Наверное, она это всё ещё не переварила. И вот судья удалилась для вынесения вердикта, объявив часовой перерыв. Мы с Алиной вышли из зала суда.

– Ловко ты это всё провернула, – заключила она, присев на скамейку у входа.

– Соцсети нельзя недооценивать. В них наше всё. За редким исключением.

– Но почему ты не рассказала мне?

– Я сомневалась, что ты меня услышишь, – съязвила я. – У вас, феминисток, всегда же мужик во всём виноват. Есть только черное и белое, да?

– Нет, – Алина скрестила руки на груди. – Да, я феминистка, но терпеть не могу перегибы. Из-за них мы теряем человечность.

– Не всегда жертва оказывается жертвой. Запомни это.

– Ты права, но ведь она так поступала тоже не от хорошей жизни.

– Мы все совершаем ошибки. Надеюсь, в этот раз я её не совершила.

– О чём ты?

– На моём счету двести миллионов, а к «Петер-плазе» я больше не имею никакого отношения.

– Я тоже.

– Ты уволишься?

– Я вернусь в Москву. Отец предложил мне место в его фирме. Думаю, там я сейчас нужнее. Но и за тебя беспокоюсь.

– Почему?

– Вдруг заведут дело за организацию притона?

– Ты, наверное, невнимательно слушала. Ну, это