Читать книгу "Наветренная дорога - Арчи Карр"

в Чирики, и что в это утро она должна была отплыть.

Описывая широкий круг, мы поднимались все выше. Лодка исчезла из виду. Теперь самолет летел так, что с моей стороны было видно только море. Вытянув шею, я смотрел вниз, в морскую даль, и видел бухту и скалу, похожую на быка.

Там, где зарождалась рябь, виднелась простирающаяся до горизонта широкая черная полоса, отороченная белым кружевом. У края потемневшего пространства шесть маленьких лодок, промышлявших черепах, подняв белые и острые, как крылья чайки, косые паруса, дружно и быстро двигались к берегу, оставляя за собой белый пенистый след.

Внезапно я словно ощутил удары и броски этих шести лодочек, и только рев моторов самолета возвратил меня к действительности.

Вернулся пассатный ветер! Он пришел из тех мест, где скрывался. Может быть, на день, а может быть, и на неделю, он задул во всю мощь, так же сильно, как в зимний день.

Чудесный, сильный и устойчивый морской бриз неожиданно появился вновь, чтобы обратить в бегство экваториальную штилевую полосу, зашелестеть кронами пальм и заставить большие лодки вспенивать воду лагуны и птицей лететь до самого Чирики.

Глава восьмая

Ягуаровая бухта

Я проснулся, сам не зная почему, не сознавая, где нахожусь, и подумал, что меня разбудил ветер. Высокая комната была во власти ветра — нетерпеливых порывов умирающего дневного бриза. Он метался по крыше и росшим вокруг пальмам, задыхался в щелях и окнах и врывался сквозь бревенчатый костяк высокой хижины.

В темноте я пытался зажечь свет — нашел ручной фонарь и включил его.

Первое, что я увидел, был лежавший на полу кусок скорлупы кокосового ореха. Медленно соображая, я вспомнил, что, когда ложился спать, скорлупы на полу не было. Пока я выяснял, откуда она появилась, еще один обломок скорлупы влетел через окно и упал на пол, а внизу послышался настойчивый голос, чуть более громкий, чем шелест ветра:

— Señor, es hora![86] Время! Oígame, señor![87]

И тут я понял, что это голос Чепе и что я проспал всю вторую половину дня, а сейчас уже близка ночь и нужно идти встречать черепашье стадо. Помахав фонариком в окно, я начал одеваться.

Я снова приехал на неделю на побережье Тортугеро, без всякой пользы болтался повсюду, бродил по берегу, ловил рыбу и собирал коллекции различных животных, ожидая, когда приплывет стадо черепах. Опять я приехал сюда слишком рано, и вместо стада здесь появилась только маленькая группа чересчур предусмотрительных самок. Veladores[88] еще не выстроили свои ranchos[89] — небольшие, крытые пальмовыми листьями хижины, в которых они проводят промысловый сезон. Однако сегодня утром приземлился маленький самолет, совершающий еженедельные рейсы из Пуэрто-Лимона, и летчик сообщил, что в нескольких милях к югу плывет много черепах, и, может быть, стадо придет сюда нынешней ночью, но скорее всего завтрашней. Поэтому я вскочил с постели, словно меня облили ушатом холодной воды.

В эту ночь я не обнаружил черепах. Если оценивать прошедшую ночь, исходя из моей основной научной задачи, можно считать, что я не достиг цели. Однако попытаюсь вспомнить события этой ночи во всех подробностях, насколько мне позволяют память и записные книжки, чтобы показать, как содержательна может быть неудачная ночь на побережье.

Когда я возвращаюсь домой из очередной поездки в тропики, любители задавать вопросы спрашивают меня, не наскучили ли мне эти поездки и не надоел ли я сам себе, занимаясь поисками того, чего зачастую не нахожу? Нет, не наскучили. Я бываю мокрым, потным от жары, иногда мне очень хочется спать. Порой становлюсь беспокойным, безрассудным, по временам бываю дьявольски голодным, но все это мне не надоедает. То, что повергает меня в скуку севернее 20-й параллели, здесь кажется занимательным. Я испытываю несвойственный профессионалам наивный восторг перед тропиками и живущими там людьми, и это заставляет меня безоговорочно мириться с условиями, которые казались бы нестерпимыми в других местах. Когда приходится торчать в каком-нибудь городе или поселке, не имея возможности выехать, мое беспокойство растет, но стоит только попасть в лес — и уже ничто не сдерживает мой энтузиазм.

Однако продолжим рассказ о вечере на побережье с того момента, как меня разбудил ветер.

Я вытряхивал из ботинок песок, когда Чепе окликнул меня вторично.

— Ja voy[90], — сказал я и принялся собирать разнообразное имущество, которое нужно взять с собой, когда идешь метить черепах. Быстро проверил все вещи: прикрепляемый к голове электрофонарь, фотоаппарат, штатив, фоторефлектор, запасные лампы, черно-белую и цветную пленки, пластинки для метки черепах, проволоку, бурав, кусачки, плоскогубцы, стальную рулетку, записную книжку и карандаши. К этому добавил свернутый пластикатовый плащ и несколько мешков для коллекций — все это рассовал по карманам рюкзака и спустился вниз по лестнице. Чепе встретил меня у ворот изгороди. Сейчас он мало напоминал облитого потом индейца с двумя связками бананов на голых плечах, которого я нанял себе в помощь. В этот вечер он был одет в пару синих саржевых брюк, в длинную со складками рубашку, сшитую никарагуанским портным на манер кубинской guayabera[91], слишком просторную для Чепе, но зато накрахмаленную и ослепительно белую. На нем были новые, прямо из магазина, тяжелые, двухцветные ботинки, скрипучая подделка какой-то заграничной модели, но сделанная из жесткой, дубленной мангром бычьей кожи. Волосы Чепе были так напомажены, что походили на гладкое черное стекло. Позади на поясе висел нож-мачете. Все это не внушило доверия, и я посмотрел на моего спутника с опаской.

— Нам придется далеко идти, — сказал я. — И придется тяжело работать.

— Что ж, все будет в порядке, — ответил Чепе. — Мы будем работать.

— Тогда скажите, к чему это щегольство? Для чего вы так нарядились? Мы отправляемся на берег, и я не могу понять, зачем нужно ходить этаким франтом по песку.

— Потому что сегодня субботний вечер, — сказал Чепе таким тоном, словно я забыл об этом. — Я каждый субботний вечер надеваю хороший костюм. Es que es costumbre[92].

Когда здесь начинают фразу с es que, то лучше уступить. Смысл заключается в том, что вы здесь чужеземец и что некоторые тонкости обычаев страны неминуемо от вас ускользают, а они должны оставаться такими, какими были до сих пор. Я это хорошо знал и не стал спорить с Чепе по поводу костюма.

— Ладно,