Читать книгу "Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг"

Остальные страны, желавшие не отстать от Британии, понимали, что нужно завладеть передовыми технологиями — легальными или нелегальными средствами. К «легальным» относились производственное обучение в Великобритании и поездки по фабрикам. «Нелегальные» меры заключались в заманивании обученных британских рабочих правительствами континентальной Европы и Соединенных Штатов вопреки британскому праву. Постоянно применялся и промышленный шпионаж. В 1750-е годы французское правительство назначило Джона Холкера, бывшего специалиста по аппретированию из Манчестера, а затем офицера-якобита, генеральным инспектором по зарубежным мануфактурам. Помимо консультаций французских производителей по вопросам технологии текстильного производства, Холкер управлял сетью промышленных шпионов и сманивал из Британии квалифицированных рабочих. Часто осуществлялся контрабандный вывоз машин. Обнаружить его было очень трудно. Поскольку оборудование все еще было довольно примитивным и состояло из небольшого количества частей, его можно было разобрать и вывезти по деталям довольно быстро.

XVIII век — время суровой технологической гонки вооружений, когда не гнушались ничем: ни контрабандой, ни переманиванием рабочих, ни промышленным шпионажем. Однако к концу века природа игры полностью изменилась, поскольку сильно возросло значение «бесплотного» знания, то есть знания, независимого от рабочих и машин, которыми они управляют. Развитие науки означало, что большинство знаний (если не все они) стало возможно записать (научным) языком, который может понять любой человек со специальной подготовкой. Инженер, который разбирается в физике и механике, теперь мог воссоздать машину, просто посмотрев на чертежи. Точно так же профессиональные химики, завладев формулой, могли легко получить нужное лекарство.

Бесплотное знание защитить труднее, чем знание, воплощенное в квалифицированных рабочих или существующих механизмах. Когда идея записана на общепонятном научном и инженерном языке, скопировать ее гораздо проще. Если требуется нанять обученного зарубежного спе­циалиста, это сопряжено со множеством личных и культурных проблем. Импортируя машину, вы можете не извлечь из нее всего потенциала, поскольку слабо представляете принципы ее работы. С ростом значения бесплотного знания стало важно защищать сами идеи, а не рабочих и механизмы, в которых эти идеи нашли воплощение. Поэтому в 1825 году в Великобритании отменили запрет на эмиграцию, а запрет на экспорт механизмов продержался до 1842 года. Вместо них ключевым инструментом борьбы с оттоком идей стало патентное право.

Первая патентная система, как считается, появилась в 1474 году в Венеции: она давала десятилетние привилегии изобретателям «новых методов и механизмов». В XVI веке она хаотически использовалась в некоторых германских государствах, а с XVII века начала действовать в Британии. После этого, отражая растущее значение бесплотного знания, с конца XVIII века стала очень быстро распространяться: во Франции вступила в силу в 1791 году, в США — в 1793-м, в Австрии — в 1794-м. Большинство современных богатых стран приняли законы о патентном праве в течение полувека с его введения во Франции. Другие законы об интеллектуальной собственности — закон об авторском праве (впервые введен в Британии в 1709 году) и закон о торговых марках (введен в Британии в 1862 году) — были приняты большинством передовых стран во второй половине XIX века. Затем последовали международные соглашения об интеллектуальной собственности, например Парижская конвенция по патентам и торговым маркам (1883) и Бернская конвенция по авторским правам (1886). Но даже эти международные договоры в технологической гонке вооружений не положили конца использованию «нелегальных» средств.

Юристы вступают в игру

В современной физике 1905 год стал известен как annus mirabilis. В этом году Альберт Эйнштейн опубликовал три работы, которые навсегда изменили физику. Интересно, что в то время Эйнштейн был не профессором, а скромным клерком (младшим техническим экспертом) в Швейцарском патентном бюро. Это была его первая работа.

Если бы Эйнштейн был химиком, а не физиком, то Швейцарское патентное бюро едва ли было бы его первой работой. Потому что до 1907 года в Швейцарии не выдавались патенты на химические изобретения.

Вообще до 1888 года в этой стране не было никакого патентного права, а затем закон обеспечивал защиту только «изобретениям, которые могут быть представлены в виде механических моделей». Это условие автоматически (и сознательно) исключало химические новинки. В то время швейцарцы «заимствовали» многие химические и фармацевтические технологии в Германии, мирового лидера в этой области. Таким образом, выдавать химические патенты было не в их интересах.

Только в 1907 году под угрозой торговых санкций со стороны Германии швейцарцы все же решили распространить патентную защиту и на химические изобретения. Однако и новое патентное право не защищало химические технологии так, как это подразумевает современная система TRIPS.

Как и многие другие страны того времени, Швейцария отказывалась выдавать патенты на химические вещества (в отличие от химических процессов). Причина была в том, что эти вещества, в отличие от механических изобретений, уже существовали в природе, так что «изобретатель» просто находил способ их выделения. Химические вещества не патентовались в Швейцарии вплоть до 1978 года.

И Швейцария была не единственной страной без патентного права. Так, в Нидерландах в 1869 году был отменен закон о патентах 1817 года, а новый принят только в 1912. Когда голландцы отменяли закон, это было во многом обусловлено сильными антипатентными настроениями, о которых я упоминал выше: голландцы были убеждены, что патенты, являясь искусственно созданной монополией, идут вразрез с принципами свободной торговли. В отсутствие исключительных прав в 1891 году была основана голландская компания электроники Philips, ныне общепризнанный мировой бренд. Изначально она производила электрические лампочки на основании патентов, «заимствованных» у американского изобретателя Томаса Эдисона.

Швейцария и Нидерланды — это, возможно, крайние случаи. Но на протяжении большей части XIX века режимы защиты интеллектуальной собственности в современных богатых странах очень плохо охраняли интеллектуальную собственность иностранцев. Частично это было связано с общей неспособностью первых систем патентного права по части определения оригинальности изобретения. Например, в США до ревизии патентного права 1836 года исключительные права на изобретения выдавались без всякого требования подтверждения оригинальности; это побуждало мошенников регистрировать уже используемые устройства («липовые патенты»), а затем требовать от тех, кто ими пользуется, денег под угрозой судебного иска за нарушение авторских прав. Чаще пренебрежение к интеллектуальной собственности иностранцев было сознательным. В большинстве стран, в том числе Великобритании, Нидерландах, Австрии, Франции и США, патентование импортного изобретения было разрешено прямым текстом. Когда в 1810 году Питер Дюранд получил в Британии патент на технологию консервирования, воспользовавшись открытием француза Николя Аппера, в заявке так и было написано: «Изобретение сообщено мне неким иностранцем». В то время к этой формуле обычно прибегали, требуя патент на иностранное изобретение.