Читать книгу "Анна Павлова. "Неумирающий лебедь" - Наталья Павлищева"

– Почему? Все действительно изящно!

– Нет, недостатков множество. Профессиональный взгляд их сразу заметит.

– Но ты же не скульптор, а для любителя просто прекрасно, так и на заводе сказали.

– Я лепила для себя, только для себя, понимаешь? Нужно все делать профессионально, а не любительски. Или не делать совсем!

– Но эту-то не уничтожай… И остальных из партии, говорят, уже раскупили…

Павлова вздохнула:

– Жаль… Но чтоб больше никаких действий без меня!

В тот вечер Виктор Дандре долго лежал без сна, закинув руки за голову и размышляя.

Анна вернулась из Парижа совсем иной, она почувствовала свою значимость, свою силу, что-то поняла в жизни и теперь знала себе настоящую цену.

Можно было бы подумать, что Анне вскружил голову успех, что она просто зазналась. Наверняка было и это, но Дандре понимал, что не все так просто, не от зазнайства Анна вдруг стала уверенной. Неужели у нее кто-то появился? Красавец, светский лев, покоритель многих дамских сердец давным-давно отдал свое собственное Аннушке…

Сердце, но не руку. Барон потомок древнего французского рода, пусть и давно промотавший остатки фамильного состояния, был готов содержать Павлову, угождать ей, дарить подарки, всячески баловать, но только не жениться. Права была Любовь Федоровна – бароны не женятся на балеринах.

Виктор вспоминал полные счастливых слез глаза Анны в вагоне и понимал, что ее любовь никуда не делась. А это значило, что нужно просто подождать, чтобы все наладилось. Богиня дуется? Что ж, на то она и богиня.

Дандре вздохнул: где взять денег, чтобы сделать Анне новый роскошный подарок? Очень хотелось снова увидеть восторженный блеск в ее глазах и услышать возглас «Виктор!». Безобразов говорил, что Павлова и без роскошных даров влюблена в Дандре, как кошка, но Виктору нравилось баловать Аннушку, очень нравилось. Пожалуй, надо напомнить господам из «Вестингауза», чтобы прислали деньги поскорей, а летом свозить Аню на Лазурный Берег отдохнуть, не все же ей работать или репетировать.

Отсутствие средств Дандре не очень беспокоило, сейчас нет – завтра будут. Он занимал прекрасное «хлебное» место председателя Ревизионной комиссии Городской думы, чем активно пользовался – памятуя свое юридическое образование, ловко обставлял взятки как платные консультации и потому жил на широкую ногу.

Он продолжил подносить цветы, дарить драгоценности и безделушки, красиво ухаживать, но предложение, о котором мечтала Анна, не делал.

Павлова начала репетиции уже через несколько дней после возвращения. Балерине нельзя останавливаться, можно легко потерять форму, даже если не выступаешь, если плохо себя чувствуешь, больна или не в духе, нужно выполнять свой урок каждый день! К тому же ей хотелось танцевать. Осенью предстоял бенефис в честь десятилетия служения в Мариинском театре.

Из-за бенефиса немедленно возникли вопросы.

Когда-то его давали только в честь двадцатилетия службы, потом Матильда Кшесинская добилась для себя такового в честь десятой годовщины окончания училища. Прима вовсе не имела в виду еще кого-то, но за ней следом бенефисами в честь десятилетия отметились Преображенская, Вера Трефилова и другие, а теперь вот Павлова. Соперницы на сцене плодились, словно мошки на сладком. Куда легче было, пока конкурировала с одной Леньяни!

Прима решительно чувствовала себя обиженной! Сложилось сразу столько всего… Сначала Дягилев, посмевший поставить великую Кшесинскую на вторые роли, отдав первые девчонкам – Павловой и Карсавиной, потом необычайный успех обеих на гастролях, об этом успехе только и твердили все вокруг – от журналистов до Великих князей, теперь бенефисы…

Прима словно бы радовалась успехам молодых, поддерживала и Павлову, и Карсавину, и Трефилову, и даже Преображенскую, но одновременно размышляла, как бы от них избавиться. Она делала вид, что занята отделкой своего нового особняка, которым все восхищались, сыном, домашними делами, ведь была неофициальным членом императорской фамилии. Великие князья собирались в ее доме или у нее на даче едва ли не чаще, чем в любых царских особняках и имениях.

Чтобы не участвовать в бенефисе Павловой в ноябре 1909 года, Кшесинская начала сезон в декабре сразу с бенефиса кордебалета, где соперниц не было.

Но даже отсутствие в театре не спасало приму от соперничества с молодыми, танцевать-то все равно нужно.

А в театре продолжались проблемы с репертуаром. Можно было сколько угодно укорять Мариуса Петипа в однообразии его спектаклей и па, в пустоте классических либретто и нежелании старика отдавать работу молодым, но когда этого старика не стало, ставить спектакли оказалось вообще некому! Лев Иванов умер, Горский уехал в Москву и возвращаться в Петербург не собирался, Ширяев и Легат все постановки просто не тянули. А Фокин был полон своими идеями, воплощение которых пока гарантировать успех не могло, к тому же Михаил переметнулся к Дягилеву и мыслил уже его сезонами, а не сезонами Мариинского.

Танцевать вдруг оказалось решительно нечего всем! Мучилась Преображенская, вынужденная репетировать старый «Талисман» в новой редакции Легата, мучились и Кшесинская с Павловой. Матильда Феликсовна быстро сумела поссорить Николая Легата с Ольгой Преображенской и забрать «Талисман» себе, Павловой и Карсавиной в нем достались второстепенные роли, к тому же не дававшие возможности даже просто размяться, не говоря уже о настоящем танце. И это после блеска в Париже!

Сольно Карсавиной танцевать тоже нечего, а Анна получила роль в перепевке старого «Царя Кандавла». Одна роль за весь сезон, к тому же пропахшая нафталином! У нее – привыкшей к бесконечным репетициям нового и по-настоящему трагическим ролям.

Анна чувствовала себя отвратительно не физически, но морально. После такого успешного 1907 года, когда роль следовала за ролью, когда она едва успевала запомнить последовательность па, жадно танцуя все и во всех спектаклях, после успеха первых гастролей за границей, потом вторых в Варшаве и Берлине и успеха в Париже, пусть и разделенного с Нижинским, нынешнее бездействие казалось ей концом всего.

– Балерина не может не танцевать каждый день! Я не о экзерсисе речь веду, а о новых ролях. Если не готовить спектакль за спектаклем, то превратишься в кордебалет у воды.

Фокин пропадал в театральной библиотеке, разыскивая музыку и тему для нового либретто. Грандиозный план Дягилева на следующий сезон требовал не просто нового балета, но смены самой темы. Летом они показали Парижу «Павильон Армиды», в котором действие происходило в декорациях средневековой Франции, «Сильфид» и «Клеопатру». Все три спектакля никакого отношения к русской теме не имели, Дягилев боялся, что публика забудет, что балеты русские, и быстро охладеет к его затее.

– Нужно что-то народное! Непременно русское, подчеркнуто русское!

– «Конек-горбунок», – напоминал Фокин, но Сергей Павлович махал на него руками:

– С ума сошел?! Нафталин сплошной.