Читать книгу "Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз"

В глазах еще стоял туман, но чутье подсказало ему уклониться вправо. «Прячься за шпагу!» Он поднял ее выше, нанес удар, и почувствовал, что он достиг цели. «Попал!» Глаза слезились, и он с трудом различал противника. Еще шаг вправо – и снова клинок Караваджо коснулся врага.

Рануччо выругался – на виске появился порез.

– Тебе повезло, Рануччо, что он тебя почти не видел, не то бы ты уже распростился с жизнью! – проревел Марио. – Ишь, хитрить вздумал, ублюдок!

Караваджо отступил назад на несколько шагов и постарался проморгаться. Вокруг собралось с дюжину зрителей, но они держались в отдалении от дуэлянтов и их спутников. Никто не проронил ни слова. Даже в Риме, где кровопролитие считалось распространенной забавой, близость чужой смерти заставляла умолкнуть самых говорливых.

Занеся шпагу, Караваджо сделал шаг к Рануччо. Он разыгрывал нерешительность, глядя на Рануччо с деланным испугом. Пусть противник поверит в возможность нападения. Рануччо попался на хитрость – оскалив зубы, ринулся вперед. Караваджо чуть расслабил руку, позволив Рануччо опустить его шпагу к земле. Сила собственного удара лишила Рануччо равновесия, и он пошатнулся вправо.

И тут Микеле сделал короткий шаг левой ногой – и обрушил шпагу на голову Рануччо. Она скользнула по его макушке, и Рануччо как подкошенный упал на землю.

– Превосходный удар, Микеле, – сказал Онорио.

Рануччо приподнялся на локтях и плюнул на сапог Караваджо.

– Это расплата за нанесенное мне оскорбление, – Караваджо произнес это громко, чтобы зеваки в закоулках виа делла Скрофа знали, что он дрался за свою честь.

Он отступил на шаг. Лицо Рануччо разгладилось. Караваджо понял, что вся его отвратительная наглость объяснялась страхом перед смертью. Теперь, когда поединок закончился, Рануччо уверен, что ему будет дарована жизнь.

Сейчас он ощупывал рану на голове. Вдруг с его губ сорвались едва различимые слова, которые Караваджо все-таки расслышал:

– Теперь я твою Лену под первую мразь в Поганом садике подложу.

Грудь Караваджо сжалась. Еще один выпад – и клинок вновь настиг Рануччо, в последний миг дернувшего в отчаянной попытке отползти. Удар пришелся в пах.

Рануччо, согнувшись, забился на земле. Караваджо чувствовал, что его шпага проткнула кожу и мышцы. Ощущение было такое, словно он запустил руку в живую плоть.

Брат Рануччо с криком бросился вперед. Выхватив шпагу, он напал на Караваджо. Теперь это был уже не поединок, а битва – а все знали, что на поле боя Джованни-Франческо когда-то сражался геройски. Караваджо сделал выпад, но Джованни-Франческо ответил ему простым и неотразимым движением высоко поднятого клинка; парировал удар – и пошел в атаку. Кончиком шпаги Джованни-Франческо царапнул Микеле пониже уха. Тот резко отклонился, внутренне похолодев.

Онорио толкнул Джованни-Франческо плечом, заставив споткнуться, и занял позицию, прикрывая собой Караваджо. Рядом с ним уже стоял Марио с обнаженным клинком наготове.

Рануччо сидел, согнувшись, на земле, силясь открыть покрасневшие от слез глаза. Он зажимал руками раны: кровь обагрила пальцы и пропитала голубые панталоны. На лице его был написан стыд, как если бы он прилюдно обмочился.

Онорио поддал ногой валявшийся у сточной канавы гнилой кочан капусты. Лицо побежденного украсилось брызгами уличной грязи.

– Покойся с миром!

– Я еще не умер, – прошептал Рануччо.

– Недолго ждать, cazzo! – Онорио парировал новый выпад Джованни-Франческо.

Рануччо пошевелил побелевшими губами. С серьезным лицом, будто отец, объясняющий сыну что-то простое, но очень важное, он проговорил:

– Я не хочу умирать.

Караваджо открыл рот, но понял, что не в силах произнести ни слова. Рануччо больше не нуждался в его извинениях. Смерть, только что представлявшаяся делом чести, вдруг обернулась чем-то иным – кровью, смешанной с уличной грязью. Она текла по булыжнику, прокладывая себе путь среди отбросов овощного рынка.

Продвигаясь вниз по улице, Марио и Онорио отбивали атаки вооруженных Томассони. Караваджо свернул за угол, еле перебирая одеревеневшими ногами. Последнее, что он слышал, сворачивая в темный переулок, был вопль страдания: привратники Томассони подняли Рануччо с земли.

* * *

Караваджо ехал вперед, крепко сжимая поводья вьючного мула, который резво трусил под небогатым грузом: скудный скарб да снасть для ремесла. Художник надвинул шляпу пониже, пряча повязку на голове, и прикрыл подбородок воротом плаща. Он держал путь на юг – мимо пастбищ с коровами, мимо старого императорского форума, к воротам Святого Иоанна. Стража отдыхала в тени. На коричневом камне Стены Аврелиана белело объявление: разбойник Микеланджело Караваджо разыскивается за убийство Рануччо Томассони. Всякий, кто в любом уголке папских владений принесет властям голову Караваджо, вправе требовать награды. Для пущей убедительности на листе была начертана подвешенная за ноги фигурка.

Лицо на позорном листе было срисовано с его же автопортрета, хоть и в упрощенном виде. Караваджо изобразил себя в виде случайного свидетеля мученичества святого Матфея – убегая с места убийства, он с жалостью оглядывается через плечо. «Стражи порядка наняли какого-то пачкуна, чтобы малевал им плакаты», – с горечью подумал он.

Стук копыт отдался под сводом ворот, и художник выехал в поле, оставив позади Рим и Лену. Караваджо не позвал ее с собой. Он поставил под угрозу свою бессмертную душу – а может быть, уже безвозвратно ее погубил. Отныне ему следует забыть о радостях жизни. Зачем подвергать ее опасности? «Я не имею права тащить с собой Лену, ведь отныне я изгой, – думал он. – Томассони не оставят меня в покое, пока не свершится кровная месть. Нельзя втягивать ее в эту войну».

Он покинул Лену без объяснений. Боялся, что если скажет ей, куда направляется, она последует за ним. Прямиком в ад.

Часть II

Имя кровью
Мальта
1607

Глава 6

Портрет Великого магистра

Сидя на носу галеры, Караваджо жмурился от солнечных бликов на волнах. Он вдыхал полной грудью, словно желая втянуть в себя весь, до самого горизонта, чистый воздух. Только сейчас Микеле понял, как измотал его страх на многолюдных улицах Неаполя, где он провел минувший год. В каждой тени ему виделись убийцы, шедшие за ним по пятам. Закоулки Санитá доказали, что Бальоне ошибался: тени не скрывают ошибок, а напротив, обнажают уязвимые места.

В открытом море он чувствовал себя в безопасности. Здесь не грохочут по темным переулкам чужие шаги, солдаты из нового испанского квартала не выходят с бутылками и кинжалами наперевес. Его не встревожило даже то, что на пристани провожавшие кричали им вслед: «Боже упаси вас от галер арабских корсаров», – а ему приказали держать шпагу наготове, пока они не пристанут к Мальте. Пираты обращали пленников в рабство, но Караваджо и так не был свободен – с тех пор, как убил Рануччо.