Читать книгу "Смерть Ахиллеса - Борис Акунин"

— Генерал Соболев участвовал в каком-тотайном деле, суть которого нам пока неясна. Д-доказательства? Скрытно от всехсобрал огромную сумму. Это раз. В гостиничном сейфе хранились секретные бумаги,утаенные от властей свитой генерала. Это два. Сам факт негласного наблюдения заСоболевым — а я думаю, что Евгений Осипович прав и наблюдение было, — этотри. — Эраст Петрович мысленно добавил: «Свидетельство девицы Головиной —это четыре», однако приплетать к расследованию минскую учительницу нестал. — Делать выводы пока не готов, однако на п-предположения отважусь.Соболев был убит. Каким-то хитрым способом, имитирующим естественную смерть.Хуртинский — жертва жадности, потерял голову от безнаказанности. Тут яопять-таки согласен с Евгением Осиповичем. А истинный преступник, главнаязакулисная пружина — тот, кого мы знаем как «капитана Певцова». Этого человекасмертельно испугался Хуртинский, хитрец и разбойник, каких п-поискать. У этогочеловека портфель. «Певцов» все знает и всюду успевает. Мне такаясверхъестественная ловкость очень не нравится. Блондин со светлыми глазами,дважды появлявшийся в жандармском мундире, — вот кого надо разыскать вочто бы то ни стало.

Обер-полицеймейстер устало потер веки:

— Не исключаю, что Эраст Петрович прав, ая ошибаюсь. По части дедукции господин коллежский асессор даст мне сто очковвперед.

Князь, кряхтя, встал из-за стола, подошел кокну и минут пять смотрел на экипажи, рекой катившие по Тверской. Повернулся, внесвойственной ему деловитой манере сказал:

— Доложу наверх. Немедленно, шифрованнойдепешей. Как только ответят — вызову. Быть на месте, никуда не отлучаться.Евгений Осипович, вы где?

— У себя на Тверском бульваре. Пороюсь вбумагах Хуртинского.

— Я буду у Дюссо, — доложилФандорин. — Честно говоря, валюсь с ног. Двое суток п-почти не спал.

— Идите, голубчик, поспите часок-другой.И приведите себя, наконец, в приличный вид. Я за вами пришлю.

Спать Эраст Петрович, собственно, несобирался, однако намеревался освежиться — принять ледяную ванну, потом хорошобы массаж. А сон, какой там сон, когда такие дела творятся. Разве уснешь?

Фандорин отворил дверь номера и шарахнулсяназад — прямо под ноги ему повалился Маса, припал замотанной башкой к полу,зачастил:

— Господин, мне нет прощения, мне нетпрощения, мне нет прощения. Я не уберег вашего онси и не сумел охранить важныйкожаный портфель. Но этим мои прегрешения не ограничились. Не в силах вынестипозора, я хотел наложить на себя руки и посмел для этого воспользоваться вашиммечом, но меч сломался, и тем самым я совершил еще одно страшное преступление.

На столе лежала сломанная пополам параднаяшпажонка.

Эраст Петрович сел на пол рядом сострадальцем. Осторожно погладил его по голове — даже через полотенце ощущаласьогромная шишка.

— Маса, ты ни в чем не виноват.Грушина-сэнсэя погубил я, и этого я никогда себе не прощу. И с портфелем ты невиноват. Ты не струсил, не проявил слабость. Просто здесь другая жизнь и другиеправила, к которым ты еще не привык. А шпага — дрянь, вязальная спица,зарезаться ей невозможно. Купим другую, ей цена пятьдесят рублей. Это же нефамильный меч.

Маса распрямился, по его искаженному лицутекли слезы.

— И все-таки я настаиваю, господин. Мненевозможно жить после того, как я вас так ужасно подвел. Я заслуживаюнаказания.

— Хорошо, — вздохнулФандорин. — Ты выучишь наизусть десять следующих страниц словаря.

— Нет, двадцать!

— Ладно. Но не сейчас, а потом, когдаголова заживет. Пока же приготовь ледяную ванну.

Маса бросился вниз с пустым ведром, а ЭрастПетрович присел к столу и раскрыл записную книжку Хуртинского. Это, собственно,была не записная книжка, а английский schedule-book, календарный дневник, вкотором каждому дню года отводилась особая страница. Удобная штука — ЭрастПетрович такие уже видел. Стал перелистывать, не надеясь найти что-либосущественное. Все сколько-нибудь секретное и важное надворный советник,конечно, держал в сейфе, а в книжку записывал всякие мелочи для памяти — времяделовых свиданий, аудиенций, докладов. Многие имена обозначены одной или двумябуквами. Надо будет во всем этом разобраться. На 4 July, Tuesday (то есть, понашему 22 июня, вторнике) взгляд коллежского асессора задержался, привлеченныйстранной продолговатой кляксой. До сих пор ни одной кляксы и даже помарки вкнижке не было — Хуртинский, по всему видно, был человеком исключительнойаккуратности. И форма кляксы чуднАя — словно чернила не капнули с пера, а былиразмазаны нарочно. Фандорин посмотрел листок на свет. Нет, не разобрать.Осторожно провел по бумаге кончиком пальца. Кажется, что-то было написано.Покойный пользовался стальным пером, нажим у него сильный. Но прочесть непредставлялось возможным.

Маса принес ведро льда, загрохотал в ванной,зашумела вода. Достав саквояж с инструментарием, Эраст Петрович вынул нужноеприспособление. Перевернул страницу с кляксой, с обратной стороны приложиллисточек тончайшей рисовой бумаги, несколько раз прокатил по ней каучуковымваликом. Бумага была не простая, а пропитанная особым раствором, чуткореагирующим на малейшие неровности рельефа. Подрагивающими от нетерпенияпальцами коллежский асессор поднял листочек. На матовом фоне прорисовалсяслабый, но отчетливый контур букв: Метрополь № 19 Клонов.

Записано 22-го июня. Что было в этот день?Командующий 4-ым корпусом генерал от инфантерии Соболев завершил маневры иподал рапорт об отпуске. Ну, а в гостинице «Метрополь», в 19-ом нумеренаходился какой-то господин Клонов. Какая между двумя этими фактами связь?Вероятно, никакой. Но с чего бы Хуртинскому понадобилось замазывать имя иадрес? Очень интересно.

Эраст Петрович разделся и залез в ледянуюванну, которая на миг заставила его отрешиться от посторонних мыслей и, какобычно, потребовала напряжения всех душевных и физических сил. Фандорин окунулсяс головой и досчитал до ста двадцати, а когда вынырнул, и открыл глаза, тоахнул и залился краской: на пороге ванной стояла остолбеневшая графиня Мирабо,морганатическая супруга его высочества Евгения Максимилиановича герцогаЛихтенбургского, и тоже вся пунцовая.

— Прошу извинить, мсье Фандорин, —пролепетала графиня по-французски. — Ваш слуга впустил меня в нумер ипоказал на эту дверь. Я полагала, здесь находится ваш кабинет…

Инстинкт воспитания, не позволявший сидеть вприсутствии дамы, толкнул охваченного паникой Эраста Петровича вскочить наноги, но в следующую секунду, в еще большей панике, он плюхнулся обратно вводу. Графиня, залившись краской, попятилась за дверь.

— Маса! — заорал Фандорин бешенымголосом. — Маса!!!