Читать книгу "Смерть Ахиллеса - Борис Акунин"

— Хуртинский пришел на службу, какобычно, в десять часов. Выглядел обыкновенно, никаких признаков расстройстваили возбуждения секретарь не заметил. Ознакомившись с корреспонденцией,Хуртинский начал прием. Примерно без пяти одиннадцать к секретарю подошелжандармский офицер, представился капитаном Певцовым, курьером из Петербурга,прибывшим к надворному советнику по срочному делу. У капитана в руке былкоричневый портфель, по описанию в точности соответствующий похищенному. Певцовбыл немедленно впущен в кабинет, прием посетителей приостановлен. Вскоревыглянул Хуртинский и велел никого больше до особого распоряжения не впускать ивообще ни по какому поводу не беспокоить. По словам секретаря, его начальниквыглядел чрезвычайно взволнованным. Минут через десять капитан удалился и подтвердил,что господин надворный советник занят и отвлекать строго-настрого запретил,поскольку изучает секретные бумаги. А еще через четверть часа, в двадцать минутдвенадцатого, появились мы с Эрастом Петровичем.

— Что сказал врач? Не убийство ли?

— Говорит, типичная картинасамоповешения. Привязал на шею веревку от фрамуги и спрыгнул. Характерныйперелом шейных позвонков. Да и записка, сами видите, повода для сомнений недает. Подделка исключается.

Генерал-губернатор перекрестился, философскизаметил:

— «И бросив сребренники в храме, онвышел, пошел и удавился». Нынче судьба преступника в руце Судии болееправедного, чем мы с вами, господа.

У Эраста Петровича возникло ощущение, чтоподобная развязка князю как нельзя более кстати. Зато обер-полицеймейстер явнопал духом: думал, ухватил драгоценную ниточку, которая выведет его к целомузолотому клубку, а ниточка возьми да оборвись.

Сам коллежский асессор размышлял не огосударственных тайнах и межведомственных интригах, а о загадочном капитанеПевцове. Совершенно очевидно, что именно этот человек за сорок минут допоявления в приемной Хуртинского выманил у бедного Масы соболевский миллион. СМалой Никитской жандармский капитан (или, как склонен был полагать Фандорин,некто, переодетый в синий мундир) отправился прямиком на Тверскую. Секретарьрассмотрел его лучше, чем адъютант обер-полицеймейстера и описал так: ростпримерно два аршина семь вершков, широкие плечи, соломенные волосы. Особаяпримета — очень светлые, почти прозрачные глаза. От этой детали Эраст Петровичпоежился. В юности ему довелось столкнуться с человеком, у которого были точнотакие же глаза, и Фандорин не любил вспоминать ту давнюю историю, обошедшуюсяему слишком дорого. Впрочем, тягостное воспоминание к делу не относилось, и онотогнал мрачную тень прочь.

Вопросы выстраивались в такой очередности.Действительно ли этот человек жандарм? Если да (и тем более, если нет), то вчем его роль в соболевском деле? Главное же — откуда такая дьявольскаяосведомленность, такая фантастическая вездесущесть?

Как раз в это время сформулировалинтересовавшие его вопросы и генерал-губернатор. Правда, звучали они несколькоиначе:

— Что будем делать, господа детективы?Что прикажете наверх докладывать? Убит Соболев или умер своей смертью? Чемзанимался у нас, то есть у вас, Евгений Осипович, под носом Хуртинский? Кудаподевался миллион? Кто такой этот Певцов? — В голосе князя за показнымдобродушием прорезывались угрожающие нотки. — Что скажете, вашепревосходительство, защитник наш драгоценный?

Генерал, волнуясь, вытер платком вспотевшийлоб:

— У меня в управлении никакого Певцованет. Возможно, он, действительно, прибыл из Петербурга и вел дела с Хуртинскимнапрямую, минуя губернскую инстанцию. Предполагаю следующее. — Караченцевнервно потянул себя за рыжую бакенбарду. — Хуртинский втайне от вас и отменя… — Обер-полицеймейстер сглотнул. — …выполнял некиеконфиденциальные поручения сверху. В их число, очевидно, входило и попечение заприездом Соболева. Зачем это понадобилось — мне не ведомо. Очевидно, Хуртинскийоткуда-то узнал, что Соболев имеет при себе очень крупную сумму денег, причемсвите об этом ничего неизвестно. В ночь с четверга на пятницу Хуртинскомудоложили о скоропостижной кончине Соболева в номерах «Англия» — вероятно,агенты, ведшие негласное наблюдение за генералом, ну и… Как мы знаем, надворныйсоветник был алчен и в средствах неразборчив. Поддался соблазну хапнутьневиданный куш и послал своего клеврета, медвежатника Мишу Маленького, изъятьпортфель из сейфа. Однако афера, прокрученная Хуртинским, была раскрытакапитаном Певцовым, который, по всей вероятности, был приставлен наблюдать занаблюдающим — у нас в ведомстве это часто бывает. Певцов изъял портфель, явилсяк Хуртинскому и обвинил его в двурушничестве и воровстве. Сразу же после уходакапитана надворный советник понял, что его песенка спета и, написав покаяннуюзаписку, повесился… Вот единственное объяснение, которое мне приходит в голову.

— Что ж, это правдоподобно, —признал Долгорукой. — Какие действия предлагаете?

— Немедленно послать запрос в Петербургкасательно личности и полномочий капитана Певцова. Мы же с Эрастом Петровичемпока займемся просмотром бумаг самоубийцы. Я возьму к себе содержимое егосейфа, а господин Фандорин изучит записную книжку Хуртинского.

Коллежский асессор поневоле усмехнулся — ужбольно ловко поделил генерал добычу: в одной половине содержимое всего сейфа, ав другой обычный блокнот для деловых записей, открыто лежавший на письменномстоле покойного.

Долгорукой побарабанил пальцами по столу,привычным движением поправил чуть съехавший парик.

— Стало быть, Евгений Осипович, вашивыводы сводятся к следующему. Соболев не убит, а умер своей смертью. Хуртинский— жертва непомерного корыстолюбия. Певцов — человек из Петербурга. Согласны лис этими выводами вы, Эраст Петрович?

Фандорин коротко ответил:

— Нет.

— Любопытно, — оживилсягубернатор. — Ну-ка, выкладывайте, что вы там навычисляли — «это раз»,«это два», «это три».

— Извольте, ваше сиятельство… —Молодой человек помолчал — видимо, для пущего эффекта — и решительно начал.