Читать книгу ""Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн"

Он показал мне комнату, где мне предстояло переночевать. Большая кафельная печка источала тепло. «Я живу рядом», - сказал он, подождал, не отвечу ли я, и удалился.

Я остался один. Я чувствовал судорогу в ладонях, чувствовал головокружение, потому что предметы вокруг меня, как мне казалось, качались. Я подошел к окну, стал вглядываться во тьму, в которой самым темным были кроны сосен, прислушивался к приглушенным шумам, проникавшим сквозь двойные рамы. Я снова был счастлив. Я не думал ничего оформленного. Я был здесь, живой. И знал, что я жив. И это было бесценно: иметь тело, которое дышит, которое находится здесь, полное внутренностей и впечатлений, в котором лежат мысли, и их нужно только прочесть - эти молодые мысли, мысли как таковые, не имеющие, правда, никакой цели, но зато представляющие собой некую материю, столь же абсолютную, как гравитация.

Стр. 41. Человек, сказавший это, пригласил меня войти. Я вспомнил, что он был на одном со мной судне. Он еще добавил: - Нам принесут горячего чаю. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

В дверь постучали. Вновь вошел владелец отеля. <...> Он стал торопить меня: мол, в его комнате уже накрыт стол.

Чай был горячим. Разноцветные бутерброды разложены на большом, словно колесо, блюде. <...> Этот человек, которого я до сих пор называл владельцем отеля, - я его пристально рассматривал. У него была смуглая кожа, приятное гладко выбритое лицо. Он был хорошо одет; возраст, по моей прикидке, - лет тридцать. Но, может, он был моложе, ведь для пятнадцатилетнего человек вдвое старше мог бы быть отцом - а этот представлялся мне чуть ли не товарищем.

Он начал говорить. Повторил то, о чем шептались женщины в дрожках - что я будто бы избранник. <... > Кажется, он взял мою руку и попытался меня расспросить.

Стр. 42. В этот момент в комнату заглянул сухопарый человек в черном сюртуке; мой хозяин бросился ему наперерез и крикнул: - Уходите, вы сейчас должны спать! И буквально вытолкал его за дверь; я подумал о Косаре... Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Он имел при себе коньяк и налил мне немного в чай. Едва дело дошло до этого, как дверь отворилась и на пороге возник тот растерянный худой человек с особенным лицом, на котором выделялись бесформенный нос и странная бородка. Человек был одет в темное, в тесно прилегающий сюртук. Кожа бледная, голос неуверенный. Он произнес что-то несуразное: что, дескать, пришел поблагодарить меня. Владелец отеля полностью развернулся к вошедшему и, приподнявшись со стула, произнес отчетливо и жестко:

- Выйдите, Рильке! Ложитесь в постель! Здесь вам искать нечего.

Лицо человека, к которому так обратились, болезненно сморщилось. Но он повиновался. Пятясь, перешагнул порог; медленно и тихо прикрыл за собой дверь.

Стр. 43. Потом он лег в кровать и повернулся на бок, чтобы освободить место для меня. Я увидел его обнаженные бедра и ягодицы. <...> Я совсем запутался; но в конце концов сказал, что спать с ним не могу. После чего покинул комнату; он же мне вслед протяжно застонал. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Чуть позже я сказал, что устал. Он ответил, что не может провести эту ночь в одиночестве; я, дескать, должен остаться у него - постель тут большая. Я согласился. Я встал из-за стола, прошел в свою комнату, разделся, надел ночную рубашку. Я ничего не чувствовал, кроме себя самого. Я вернулся по коридору назад, приблизился к кровати, на которой уже лежал другой.

- Я пришел, чтобы сказать вам, что хотел бы спать один.

Я не раздумывал над этой фразой. Во мне не было ни страха, ни догадки, ни подозрения - ничего, что настраивало бы меня на отказ.

Чужак, не настаивая больше на своем, дружелюбно пожелал мне доброй ночи.

Стр. 44-45. Наутро около девяти в дверь мою громко и отчетливо постучали. <...> Когда я ступил в коридор, перед моей дверью стояли с полдюжины человек, мужчин и женщин... <...> Чуть позже я спустился с монахом по узкой тропе, петлявшей между елями. Мы быстро добрались до стены, в которой была дверца. Через эту дверцу он меня выпустил. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Уже полностью рассвело. В дверь мою стучали. Я соскочил с кровати, отодвинул засов на двери, которую запер ночью, выглянул, в ночной рубашке, в коридор. Там стояло человек двадцать. И поэт среди них. Они пришли, чтобы разбудить меня и сопроводить к накрытому для завтрака столу. Правда, большинству собравшихся пришлось ждать в коридоре.

За столом меня баловали. Я сидел между владельцем отеля и поэтом. Я пил жидкий шоколад. Имелись также: тонкого помола хлеб, яйца, мед, мармелад. Эти двое, которые ночью, как мне показалось, конфликтовали между собой, теперь вместе проводили меня по пляжу до корабля, который должен был отвезти меня на Амрум. Море еще было взбаламученным; однако солнце сияло.

Эпизоды, разыгрывающиеся в монастыре («Угрино и Инграбания») или в гостинице-санатории («Кораблекрушение и кое-что сверх того»), в рассказе, записанном Мушгом со слов Янна, выглядят так:

В отеле меня провели в комнату, где я некоторое время сидел, совершенно измотанный, и в конце концов решил лечь спать. Но тут в дверь постучали. Вошел Hotelier, который поблагодарил меня и попросил отужинать с ним. Мы прошли в обеденную залу; мне это не понравилось: я боялся, что такое жилье сожрет все мои каникулярные деньги. Обслуживали меня превосходно. Посередине ужина дверь распахнулась, ко мне торжественно подошел хорошо одетый, чопорный молодой человек и хотел было затянуть благодарственный гимн, но тут Hotelier поднялся и, вытянув вперед руку, взревел: «Рильке, вон отсюда, вон, вон!» Тот ушел. Мы закончили ужин. Тогда Hotelier предложил: дескать, поскольку мы с ним уже пережили вместе столько всего, мы могли бы и спать вместе. Я растерянно на него взглянул, но по своей наивности даже не понял, что он имеет в виду. В конце концов я сказал, что согласен, только должен сходить за ночной рубашкой. Когда я вернулся в комнату своего нового знакомого, тот уже лежал в постели; я разделся, он откинул край одеяла. Я увидел его обнаженные икры, ничего больше; однако, приняв внезапное решение, я с отвращением отвернулся, прошел в свою комнату, задвинул засов и заснул. Наутро меня разбудил стук в дверь. Я приоткрыл ее и увидел в щель: Рильке; а за ним - голова к голове до конца коридора - все пассажиры нашего маленького парохода. Ничто не помогло: я вынужден был допустить, чтобы меня приветствовали как спасителя и чтобы каждый пожал мне руку. Меня с триумфом проводили к накрытому для завтрака столу и рассказали мне, среди прочего, что вчера Hotelier из Берна, друг Рильке, обещал завещать неизвестному спасителю половину своего состояния. Вот только за завтраком Hotelier отсутствовал. Он появился, с комичным выражением лица, в гавани - когда весь этот маленький отряд уже проводил меня к судну, отходящему на Амрум, - еще раз представился и сердечно попросил, перед обступившими нас свидетелями, чтобы я как-нибудь навестил его в Берне, где он примет меня как почетного гостя. Больше я его никогда не видел.