Читать книгу ""Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн"

Из писем Райнера Марии Рильке мы знаем, что та морская поездка выпала на, может быть, самый мрачный, самый противоречивый год его жизни, когда он готов был признаться в беде, которая рано или поздно обрушивается на каждого, кто творит: «Я больше не могу...»

В рассказе встречаются фразы, дословно близкие тем, что употреблены в романе (и потому несколько проясняющие замысел «Угрино и Инграбании»). Они будут отмечены ниже.

Стр. 35. Наконец я заметил человека, растянувшегося вдоль киля спасательной шлюпки. <...> ...но потом подумал, что кто-то ведь вложил мне в карман Новый Завет. Ср. в рассказе, записанном со слов Янна Вальтером Мушгом (1933):

Тут я внезапно услышал, как из спасательной шлюпки чей-то голос спросил: «Мы уже затонули?» Человек, лежавший там, был не жив не мертв; он представился как Hotelier[5]из Берна. У меня, как всегда, был в кармане мой Новый Завет, и я переживал все происходящее с неколебимой уверенностью, что мы будем спасены.

Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того» (1953):

Я ощупал в нагрудном кармане тоненькое издание Нового Завета, придававшее мне уверенность, что я неуязвим. Не избран или призван, но защищен. <...>

Я приблизился к спасательной шлюпке.

- Мы уже затонули? - спросил он.

- Мы не затонем, - ответил я.

- Откуда вы это знаете?

- Я знаю, что мы не затонем. Судно, на котором я нахожусь, не затонет.

Это было мое убеждение. Высокомерие веры. <...>

На устах у меня не было молитвы. Я был лишь переполнен. Моим ощущением жизни.

Стр. 36. В обеденном салоне один человек духовного звания не перестает проповедовать, люди стоят перед ним на коленях и молятся; но он страдает от морской болезни. Он выкрикивает: «Среди нас должен быть великий грешник! Мы все грешники, и только святой может нас спасти». Ср. в рассказе, записанном Мушгом (эпизод в гавани, после спасения судна):

В гавани стояла целая вереница экипажей с дамами-благотворительницами, которые, не задавая лишних вопросов, приняли нас и отвезли в отель за пределами Вюка (теперь это санаторий). По пути я узнал, что в корабельном салоне разыгрывались ужасные сцены. Все молились, пока по помещению летали бутылки и стулья, а один поэт, воздев руки горе и то и дело сблевывая, торжественно провозгласил, что на борту, дескать, находится святой, который проведет нас невредимыми сквозь бурю.

Стр. 39. Вскоре мы уже стояли перед экипажем, и чужак втолкнул меня внутрь, с... > Я хотел выпрыгнуть и убежать, но ноги не слушались; кроме того, в экипаж втолкнули двух не знакомых мне женщин, и теперь я стыдился себя. Они не произносили ни слова. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Когда мы, в сопровождении двух помогавших нам кораблей, достигли мола в гавани Вюка, ураган разразился с прежней силой.

На набережной нас ждали запряженные лошадьми дрожки. Пассажиров, без всякого разбора, распределили по экипажам. Я попал в один экипаж с двумя пожилыми дамами - весьма полными, насколько я помню - и ребенком. Кожаный верх опустили. Мягкие сиденья пахли застарелой пылью. Дверь с никелированной обкладкой осторожно прикрыли. Лошади натянули вожжи. Мы тронулись. Я не знал, куда мы едем. Я был теперь в нереальности. Ребенок вскоре заснул. Обе дамы вели такие речи, будто только что восстали из мертвых. Прислушиваясь к их разговорам, я узнал обо всех ужасах, творившихся в пароходном салоне. И о том, что в момент предопределенной гибели случилось чудо. Дескать, какой-то юноша пятнадцати или шестнадцати лет спас спас пароход от крушения своей нерушимой верой. Юноша покорил бурю. Он встал к штурвалу, когда капитан, растерявшись, бросил судно на произвол судьбы...

Я далеко не сразу понял, что речь идет обо мне.

Сколько-то времени мы двигались по улицам, с домами слева и справа. Потом, должно быть, выехали на проселочную дорогу: мне казалось, я время от времени различаю колосящееся поле или лес. Я подумал, что вот и уезжаю из мира: я не мог представить себе, что эта поездка когда-нибудь завершится. Отрывок напоминает последний фрагмент романа Ханса Хенни Янна «Это настигнет каждого» (русское издание, стр. 348-349), где два друга, встретившись после смерти на площади Копенгагена, уходят по улицам реального города в потусторонний мир:

Они продолжали свой путь в сторону Цитадели, дошли до станции «Восточные ворота» и повернули направо. Некоторое время они двигались вдоль железнодорожного полотна; но потом свойства улицы изменились из-за всякого рода подмен. Она сделалась совершенно безлюдной и, похоже, теперь полого поднималась вверх. Сперва друзья вообще этого не заметили. Но по прошествии какого-то времени, довольно большого, они вдруг увидели, что находятся вне пределов города. Справа и слева от дороги выстраивался ландшафт, который, казалось, состоял лишь из красок, ничего им не говорящих. Они как будто распознавали поля; но было неясно, растут ли на этих полях культурные злаки или только буйные травы. Леса, возникавшие вдали и похожие на тучи или на незавершенные горы, имели тот же цвет, что и поля по обе стороны от дороги. Друзья, не чувствуя усталости, шагали дальше и вскоре поняли: прямая как стрела дорога, по которой они идут, похоже, уводит в бесконечность. <...>

Стр. 40. Потом мы проехали по ровной мостовой и остановились в каком-то дворе, окруженном домами... <... > ...ко мне подошел монах с фонарем., взял меня под руку и повел вверх по наружной лестнице. < > Потом он отворил какую-то дверь и предложил мне войти. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Перед большим зданием, где-то далеко в ночи, коляска остановилась. Сосны шумели и нагнетали ощущение одиночества. Незнакомые люди с лампами спустились по внешней лестнице. Меня повели наверх. Кто-то нес мой багаж. В доме меня встретил тот человек из спасательной шлюпки. Он, должно быть, прибыл раньше меня.

- Рильке болен, - сказал он. - Я распорядился, чтобы его уложили в постель. Ты его увидишь завтра. Я провожу тебя в твою комнату. Мы еще поужинаем вместе.

- Где мы? - спросил я. - Боюсь, такой отель мне не по карману.

- Не бери в голову! Пароходство возьмет все расходы на себя.

Стр. 40-41. Теперь я хотел заговорить; но он тотчас покинул меня. Оглядевшись, я обнаружил чистую постель и коричневую кафельную печку... <... > Я подошел к окну... <... > Я себя чувствовал так, будто сердце от неопределенности вот-вот разорвется; хотелось что-то высказать; но я сам не понимал, что. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»: