Читать книгу "Галльская война Цезаря - Оливия Кулидж"

Никогда еще в истории Галлии вождь одного из племен не призывал людей другого племени пожертвовать всем, что у них есть. Но Верцингеторикс знал, как управлять народом. Его честолюбие не было жадной тягой к власти. Это даже не была варварская жажда славы. Все вожди видели, что он поднялся выше таких побуждений и боролся за добрые старые времена и за свободу Галлии. Возможно, из-за своей молодости он не чувствовал, что то великое время ушло навсегда, и торопил ту минуту, когда галльские независимость и гордость сразятся с мастерством безжалостных, культурных и честолюбивых римлян. Но при этом Верцингеторикс не был наивным героем-варваром. Когда целеустремленности и величия духа было недостаточно, он умело занимался пропагандой. Не стеснялся он и прибегать к подкупу в подходящих для этого случаях. И непокорные галльские вожди, ослепленные, растерявшиеся от неожиданности, подкупленные, принужденные силой, на короткое время пошли за своим прирожденным главой.

Цезарь вел свои войска на помощь эдуям, соседнему с битуригами племени. Если бы он не попытался им помочь, у него вообще не осталось бы друзей в Галлии. Поэтому битуригам быстро напомнили, что поражение восстания будет означать смерть для них самих и рабство для их женщин и детей. Вдохновленные этим напоминанием, они сожгли двадцать городов и бесчисленное количество деревенских домов на пути Цезаря. Дым висел в воздухе на много миль вокруг. Бедняки, кто нагруженный своим жалким добром, кто гоня свой скот, шли, с трудом передвигая ноги, к соседям, которые могли обеспечить им хоть какую-то безопасность. По всей стране битуригов стоял плач и стон, но люди, и увидев армию, были бессильны остановить то, что начали. Только один город они просили сохранить, стоя на коленях перед всеми вождями Галлии. Они просили не сжигать Бурж.

Бурж был самым красивым городом битуригов и одним из прекраснейших в Галлии. Кроме того, он был укреплен самой природой – так надежно защищен рекой и болотами, что любой враг мог приблизиться к нему только в одном месте. Это место жители Буржа укрепили стеной, которая имела сорок футов в толщину и была построена из огромных брусьев, положенных крест-накрест на расстоянии двух футов один от другого и закрепленных по внутренней стороне. Пространство между брусьями заполнили булыжниками, а поверхность стены была облицована огромными камнями. Таким образом, брусья были как бы замурованы в толще стены и недоступны для огня, а своей массой они скрепляли стену так, что ее невозможно было расколоть ни одним тараном.

Несмотря на то что жители Буржа много раз давали обещание защищать свой город, не щадя собственных жизней; несмотря на мощь его укреплений и на невозможность окружить его, Верцингеторикс считал, что этот город должен быть сожжен. Однако Совет вождей был против этого, отчасти из-за жалости к жителям Буржа, а отчасти потому, что вожди рассчитывали уморить голодом армию Цезаря с меньшими для себя потерями, если она на какое-то время задержится у битуригов. Верцингеторикс уступил, но все же отказался дать бой. Он разбил лагерь в шестидесяти милях от Буржа и сосредоточился на действиях против наших отрядов, выезжавших добывать продовольствие. Цезарь тем временем прибыл в Бурж и начал строить наклонный помост для подъема на стену и башни, которые становились выше и придвигались ближе к городу по мере того, как помост увеличивался.

За пять летних сезонов до этого, когда Цезарь захватывал города бельгов, сооружение таких осадных построек было незнакомо галлам, и тогда они считали его чудом. Но теперь они привыкли к подобному строительству и научились ему противодействовать. Они накидывали веревочные петли на крюки-захваты, которые были у солдат Цезаря, и поднимали их к себе в крепость с помощью ворота. Они подводили подкопы под помост Цезаря. Они надстроили деревянные башни по всей длине своей стены и защитили их от огня тяжелыми шкурами. Они делали вылазки. Каждый день по мере того, как постройки Цезаря становились выше, они добавляли новые этажи к своим укреплениям. Они разрушали подкопы Цезаря с помощью своих подкопов. Перегораживали их заостренными брусьями и бросали сверху комья кипящей смолы или большие булыжники.

Все это мешало планомерной осаде города, но солдаты Цезаря обезумели от желания отомстить за орлеанскую резню. За двадцать пять дней они не обессилели от голода и не пришли в отчаяние, хотя кормились только мясом скота, пригнанного в лагерь из тех крестьянских хозяйств, которые находились так далеко, что галлам показалось ненужным их сжигать. Рядовые солдаты, которые, как правило, ели мало мяса, теперь болели из-за мясной пищи настолько, что их желудки едва ее удерживали. Однако работа продолжалась, несмотря на морозы и дожди, которые посылала суровая в том году весна. Помост уже имел восемьдесят футов в высоту и поднимался почти до верха стены.

Была полночь. Цезарь, как обычно, не лег спать, а убеждал солдат, работавших в ночную смену, не терять время напрасно. И тут кто-то крикнул ему, что от помоста идет дым. Все помчались туда. Оказалось, что противник сделал подкоп под нашу постройку и поджег ее. Почти в тот же миг на стене раздались крики, и воины противника вышли из двух ворот – с одной и с другой стороны от наших башен. Те, кто остался на стене, стали бросать на помост факелы, куски трута, сухие щепки и лить смолу. Все смешалось и перепуталось.

Цезарь предусмотрительно разместил рядом с осадными постройками два легиона и держал их в постоянной боевой готовности. В рабочей смене было столько солдат, что они смогли оттащить башни назад, сделать пролом в помосте, чтобы тот не загорелся весь, и начать тушение пожара. Вскоре к ним прибежали и те, кто до этого спал в лагере.

Даже при этих условиях бой оказался долгим и трудным. Защитные покрытия наших башен сгорели, сгорели и некоторые из передвижных укрытий-навесов, а без них было трудно подводить подкрепление. Наши противники сражались так, словно спасали себя. Цезарь заметил, как один галл бросал с городских ворот куски жира и комья пакли в огонь рядом с одной из наших башен. На него нацелили скорострельную катапульту. Когда он упал, тот, кто стоял рядом с ним, перешагнул через его тело и продолжил его работу. Этот человек тоже был застрелен. Его сменил третий, а третьего – четвертый. Этот пост оставался занятым до тех пор, пока не погас огонь на помосте и не закончился бой.

Эта вылазка причинила нам ущерб, но такой, который мы были в силах исправить упорным и тяжелым трудом. Ничто не могло помешать нам пойти на приступ. Верцингеторикс отказался жертвовать своей армией ради защиты Буржа, и в этом был непоколебим. Он велел своим бойцам уйти через болота и покинуть город на произвол судьбы. Но когда воины приготовились тихо выбраться за стены, женщины и дети начали выть и причитать. Боясь, что этот шум выдаст их планы Цезарю и тот пошлет своих конников перекрыть выходы из болот, все остались там, где были. А на следующий день наши постройки были доведены до конца.

Начался сильный ливень, и галлы, несомненно, подумали, что он отсрочит приступ. Но Цезарь хорошо вышколил своих солдат для действий под навесами и теперь отдал приказ идти в бой. Они рванулись вперед сквозь лившийся с неба поток и добрались до городской стены, почти не встретив сопротивления. Противник пытался дать бой на рыночной площади, но когда галлы увидели, что наших бойцов на стене становится все больше и их никак не удается сбросить вниз, то испугались и потеряли голову. Как они справедливо подозревали, римская конница была послана окружить болото. Многие галлы побросали оружие и побежали в противоположный конец города, где застряли в узких выходах наружу. Тогда римляне врезались в их толпу с мечами в руках и отомстили за Орлеан, не пощадив ни стариков, ни женщин, ни детей, забыв о добыче в своей страшной жажде крови. Из сорока тысяч человек спаслись едва ли восемьсот – те, кто убежал из города при первых признаках тревоги и добрался до лагеря Верцингеторикса. А Верцингеторикс не рискнул впустить их к себе всех вместе. Он боялся, что против него поднимут мятеж, и был вынужден расставить вдоль дороги своих друзей, которые встречали этих несчастных на полпути, и спокойно отводили в разные места его лагеря.