Читать книгу "Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева"

– Это не просто копии, а современные версии картин, –сообщает, вернувшись к теме, Николь. – Ну, к примеру, ты представляешь«Похищение сабинянок» Пуссена? Хотя особенно представлять тут нечего.Развевающиеся античные тряпки, полуголые женщины, похотливые мужики. Давид тоже«подбирался» к этому сюжету, делал уже наброски. А позировали самые родовитые икрасивые дамы Парижа. Тогда распутство было в моде, о своих репутациях красоткизаботились мало. И что сделал наш друг Максвелл? Написал своих «сабинянок»,причем уговорил позировать опять же самых знатных дам Парижа. Композиция,мужчины и кони те же, что на картине Давида, а лица сабинянок и тела –современные. И масса модных деталей: разбросанные дамские сумочки, трусики,бюстгальтеры под копытами коней…

– Что за чепуха! – чистоплотно заявляю я.

– Когда рассказываешь, кажется, что чепуха, это правда, –кивает Николь, которая уже успела попоить Шанталь водичкой, поменять памперс итеперь роется в комоде в поисках знаменитого платья «дяди Максвелла». Большущийкомод набит битком, задача не из легких. – Но смотрится роскошно, можешьповерить! Как живописец Максвелл поинтересней Давида, он очень внимателен кдеталям, и вкус у него великолепный. Поэтому картина очень занятная и оченьстильная. Знаешь, где она висит теперь? В главном офисе фирмы «Соня Рикель»!Потому что все вещички, все аксессуары на картине – от Сони Рикель! Смотритсяпоразительно, я тебе говорю. А что он сделал с «Сафо и Фаоном»…

– Ух ты! – восклицаю я, не сдержав восхищения.

Платьице найдено, и это самое прелестное платьице на свете.Тончайший материал – хэбэ, конечно, но на ощупь – словно шелк, нежно-зеленый вмелкий цветочек, а оборочки тоже зеленые, чуть ярче фона, чистые, веселые. Иленточки кругом, и сборочки, и зеленое кружево выглядывает из-под оборок… Умоей Лельки не было такого платья. Да и быть не могло, конечно. Это определенноручная работа из бутика какой-нибудь Сони Рикель, или Нины Риччи, или подымайвыше!

Да, недешевые подарки делает «дядя Максвелл». А клоун Ша?Это игрушка для человека будущего! Николь приврала, конечно, насчет того, чтоШанталь его обожает, девочка просто не доросла еще до такого прибамбаса. Ша –по-французски «кот», и игрушка, собственно говоря, – это ужасно смешной кот вшляпе, с рюкзаком и в башмаках. Штука в том, что он поющий и говорящий. На чтони нажмешь – на голову, на лапы, на башмаки, на спину, – начинает играть музыкаи хрипловатый мяукающий голос либо запевает песенку, либо выкрикивает: «Абьенто (то есть – всего наилучшего)!» – и издает громкий чмок. Смешно доневозможности!

И он еще может управляться радиопультом. Со стороны.Вдобавок одновременно со звуком у него в носу загорается оранжевая лампочка.Чем-то клоун Ша смахивает на моего крокодила… примерно так же, как отделигрушек в Галери Лафайет смахивает на тот «Детский мир» в Нижнем Новгороде, гдея покупала крокодила.

А все-таки Шанталь больше любит его, а не клоуна Ша. Понял,«дядя Максвелл»?

Продолжение записи от 30 сентября 1919 года, Петроград. Издневника Татьяны Лазаревой

Дом, о котором говорила Дуняша, и в самом деле неподалеку.Это хороший дом, квартиры в нем некогда были дороги – совершенно как у нас вдоме. Правда, в прежние времена мы сетовали на то, что комнат в квартирах малои они не больно-то просторны (мы с братом, к примеру, принуждены были ютитьсялишь в трех комнатах: две спальни и столовая, она же гостиная), однако теперьза это надо благодарить бога. Комиссары переселяют народ из трущоб и всяческиуплотняют «бывших». Даже не знаю, как я стану жить, ежели в моих комнатах вдругпоявится многодетное семейство какого-нибудь гегемона. Бог пока миловал.Совершенно не понимаю, отчего, между прочим. Все-таки брат мой сидит взастенке, а к нам даже с обыском не приходили. Думаю, все дело в том, что Костябыл арестован на квартире приятеля, и там-то все разгромили, а вместо домашнегоадреса брат назвал адрес нашей дачи в деревне. У меня же, приносящей емупродукты в Предварилку, никто и никогда не спрашивал документов, подтверждающихнаше родство. Удивительным образом сочетаются в большевиках крайняяподозрительность и совершенно баранье простодушие!

Не могу не привести блистательного примера того, какпоистине умные люди дурят этих диких зверей, вырвавшихся на волю. Покойнаябаронесса Искюль, старинная приятельница моих родителей, занимала зимойвосемнадцатого года целый особняк. Там перебывали в свое время все деятелиэпохи, начиная с Горемыкина и кончая Троцким. Баронесса поддерживала общение ссамыми несоединимыми людьми! Так вот она проявляла большую изобретательностьдля ограждения себя от революции. В одной из комнат, например, висел плакат«Музей борьбы за освобождение» и стояли витрины с непонятной дребеденью. Это –против уплотнений. А для безопасности передвижения по улицам хозяйка заказалалакею и дворнику матросскую форму и по вечерам, когда нужно, выходила в ихсопровождении.

Тем временем мы входим с Дуняшею в подъезд и по чистенькойлестнице поднимаемся в четвертый этаж. Дальше ход только на чердак.

Дуняша звонит. Открывает нам женщина, в которой точно так жеможно признать горничную, как Дуняшу. Правда, эта значительно старше, ей,наверное, под шестьдесят, но бойкое и пронырливое выражение лица у этих особ нестареет никогда! И она отзывается на имя Аннушка.

Дуняша, которая сделала свое дело, уходит, подобно всемизвестному мавру, а я вверяюсь заботам Аннушки.

Она сохранила прежние, десятилетиями вбитые повадки: слюдьми, в которых «чует господ» (по ее собственному выражению), она почтительнаи приветлива. Мы мигом столковываемся о цене: Костины перчатки приводят ее вбезусловное восхищение, однако она просит еще надбавить «малость» дворнику,который подносит дрова на четвертый этаж. Ну я и надбавляю, а что мне ещеостается? И вот наконец передо мной открываются врата рая…

Водопровод в Петрограде, по великому счастью, еще работает –в разных домах по-разному, однако здесь он работает очень хорошо. Вода склекотом вырывается из широкого крана: горячая, волшебная вода! Сижу в ванне,мокну, пока не чувствую, что сварилась всмятку и не начинаю засыпать, потом также неспешно стираю вещи и одеваюсь. Аннушка заверила, что более никто нынче «напомойку» (цитата!) не собирается, оттого можно не торопиться. И вдруг – громсреди ясного неба! Дверь в мое нагретое царство распахивается, и я вижу напороге Аннушку с круглыми от страха глазами:

– Барин воротился! В дверь звонит!