Читать книгу "Рыбки в пятнах света - Рику Онда"

как? – спрашиваю я глухо, указывая подбородком в сторону.

Она переводит усталый взгляд на большую рамку для фотографий.

Солидная вещь. В нее можно вставить несколько фото, а в углу рамки вмонтированы часы.

Края рамки, искусно изготовленной из пластин разных пород дерева, сплетавшихся в мозаичный узор янтарного цвета, изящными изгибами обрамляют выполненные из стекла вставки под фотографии.

Мы купили ее в какой-то галерее, когда переехали в эту квартиру и были на седьмом небе. Это изделие, несмотря на утилитарное назначение – всего лишь рамка для фото, – можно без преувеличения назвать произведением искусства, и цена у него, по правде говоря, оказалась куда выше, чем мы думали. Однако она понравилась нам обоим с первого взгляда, и мы, пребывая в эйфории, решили купить ее на память о переезде, с которого началась наша совместная жизнь. Расходы разделили пополам.

Мы были очень довольны покупкой.

Высокая цена нас не смущала, потому что рамка точно вписалась в интерьер нашего жилища, и ее элегантный дизайн нам не надоедал.

Мы любили вставлять в нее снимки, сделанные во время путешествий.

Смотрели на них с удовольствием и обсуждали, куда поедем в следующий раз.

И вот теперь эта рамка, долго отмечавшая время в этой комнате и как бы присматривавшая за нами, стоит в углу у стенки. Никому не нужная.

В ней ни одной фотографии.

Часы стоят.

Мы перестали вставлять фото в рамку в прошлом году, после поездки в горы S, когда погиб тот человек. О батарейках в часах тоже позабыли.

С тех пор пустая рамка будто стала частью стены, к которой ее прислонили.

На месте фотографий зияют провалы, но именно поэтому образы гор четко отпечатались в наших головах.

Отсутствие снимков лишь подстегивает воображение, и я проигрываю в голове каждую деталь. Резкий солнечный свет, бьющий в глаза, заросшие горные тропы, могучее присутствие леса, запах травы под ногами.

Мне не доводилось видеть таких пейзажей прежде, вот почему они и сейчас живы во мне, заставляют грудь сжиматься и останутся в душе навечно.

Оглядываясь назад, я понимаю, что пока мы глядели на рамку, образовавшиеся в ней провалы каждый день постепенно изменяли нас. Жестокая, ничем не заполненная пустота откусывала от нас по кусочку, трансформируя в нечто совершенно иное.

Перестали вставлять в рамку фотокарточки – остановились и часы.

И даже заметив в один прекрасный момент, что часы не ходят, ни она, ни я ничего не сказали. Не признали самого факта, что часы стоят. Хотя перед той поездкой должны были сказать: «Смотри, а часы-то остановились», «Сейчас поменяю батарейку» или что-то вроде этого.

Приняв решение съехать с этой квартиры, мы о рамке не вспоминали, даже когда начали собирать вещи.

Разделили все, что было вокруг рамки, комната постепенно опустела, и лишь пустая рамка для фотографий оставалась на месте.

Слишком дорогая, чтобы выбросить, слишком пользованная, чтобы продать, и недостаточно старая, чтобы считаться антиквариатом. Отдать ее кому-то чужому рука не поднималась.

А забрать ее себе никто не решался – слишком тяжело.

Мне кажется, каждый из нас хотел бы, чтобы кто-то все-таки взял ее себе, но трудно представить, что теперь, когда мы разошлись, как в море корабли, кто-то из нас двоих решится на это.

Все вещи упакованы и вывезены, а рамка все еще здесь.

Даже после того как исчез комод, на котором она стояла.

– Да, что с ней делать? – спрашивает она, рассеянно глядя на рамку, и переводит на меня ничего не выражающий взгляд.

– Оставить здесь. Выбрасывать – рука не поднимается, продавать – еще хуже.

Похоже, мы с ней мыслим одинаково.

– Может, положить ее в стенной шкаф? Хотя перед заездом новых жильцов сюда пришлют кого-нибудь убираться, и в конечном счете ее просто выбросят.

– Все может быть. Но могут и забрать и продать торговцу старой мебелью.

Ее голос звучит приглушенно и невыразительно.

– Представь, что подумают будущие жильцы, если найдут в квартире пустую рамку для фоток. Жуть! Я на их месте сразу бы ее выбросил, сколько бы она ни стоила.

– Верно. Я бы стала думать, какие в ней были фотографии, почему владельцы ее оставили.

Мы не знаем, что делать.

Стоит подумать, какие фотографии были в этой рамке и какие могли бы быть, как все желание взять ее пропадает.

Мы смотрим на прислоненную к стене рамку.

Впечатление, что в ней еще остались фотографии.

Осталось то, что мы утратили.

Поддавшись минутному порыву, я тянусь к рамке и придвигаю к себе. Она довольно увесистая, оттягивает руку.

– Хиро, возьмешь? – с надеждой в голосе спрашивает она.

– Э-э… Не решил еще. Я пока так, просто.

Я переворачиваю рамку, отгибаю металлические зажимы и снимаю задник.

Потом достаю из органайзера вложенную между страниц фотографию, вставляю ее в центральное «окошко» рамки и загибаю зажимы.

Снова переворачиваю и в самой середине рамки пустое место занимает троица – я, Аки и тот человек.

Фото сделано во время нашего похода другим туристом. Первый и последний снимок всех троих вместе.

Три взгляда из прошлого, обращенные в будущее.

Как на той столетней фотографии, на которую я обратил внимание в книжном магазине.

Под стеклом, в великолепном обрамлении, мы выглядим совершенно иначе.

– Такие счастливые, – тихо говорит она.

И это правда.

На снимке, заключенном в янтарную мозаичную рамку, была очень счастливая семья. Казалось, люди наслаждаются великолепной природой и хорошей погодой.

Но это было давно.

Прекрасная сказка из другого мира. Рожденные воображением картины, навеки заключенные в рамку, как бы подтверждающие, что когда-то мы были счастливы.

– А может, дело в этом? – негромко говорю я.

– В чем? – спрашивает она.

– На фото все улыбаются. Возьми школьные или групповые на работе – везде люди норовят изобразить улыбку. Делают это автоматически, смотря в камеру. Все альбомы заполнены улыбающимся народом. Но если смотреть только на эти фото, постепенно начинаешь переделывать свою память. Возникает иллюзия, что в запечатленной на снимке группе всегда царили мир и дружба, в общем, гармония. А на деле все не так. Были там и травля, и любовь, и ненависть. Да все что угодно.

Мы улыбаемся, глядя в камеру.

Смотрим на самих себя, на эту фотографию в будущем. Улыбаемся, чтобы внушить себе, что наше прошлое вовсе не было плохим. Улыбаясь на камеру, мы всегда выступаем сопричастниками себя будущих.

За улыбками мы прячем те чувства, которые испытываем: отчаяние, злость, страх, вынужденное примирение с судьбой. И забываем о них.

Через камеру улыбаемся себе, улыбаемся в будущее.

Чтобы потом, глядя через временной фильтр, все, что