Читать книгу "Гордиться, а не каяться! Правда о Сталинской эпохе - Юрий Жуков"

Нельзя исключить, но пока только как возможную версию, что открытые политические «московские» процессы 1935–1938 гг. стали варварской, азиатской формой разрешения реальных, хотя и до предела скрытых разногласий в среде советского руководства по вопросам внешней и внутренней политики. Уж слишком очевидны временные совпадения репрессий, «московских» процессов, подготовки и принятия «сталинской» Конституции и попыток создания системы коллективной безопасности. Напомним, что и создание службы охраны произошло накануне принятия новой Конституции, а это значит, что именно в это время высшее руководство партии и государства почувствовало реальную угрозу своему положению, а может быть, и жизни.

Разумеется, данная гипотеза нуждается в серьезной проверке на базе новых документов. При этом необходимо отрешиться от использования таких понятий, как «заговор», «подготовка переворота», «подготовка терактов», «шпионаж», «диверсии» и т. п.

Мне представляется, что версия о каком-то особом «заговоре Тухачевского» неубедительна. Как показано в книге В.З. Роговина «1937» (с. 364–375), у Сталина было достаточно причин для чистки комсостава РККА и без всякого «заговора» (известная независимость высших красных командиров от сталинского диктата, наличие среди них многих бывших сторонников Троцкого, разногласия по поводу советской военной доктрины, отношение к наркому Ворошилову, зависть Сталина к Тухачевскому и т. д.). Кроме того, трудно предположить, что в ходе «чистки» не было бы выявлено каких-либо фактов, связанных с «заговором», если бы он действительно существовал, так как переворот в Кремле требовал участия десятков и сотен людей. Я уже не говорю о чисто технических трудностях устранения диктатора при существовавшей тогда системе его охраны.

Хозяин демократии[2]

Первые альтернативные выборы в СССР должны были состояться в 1937 году. Но инициатива Сталина обернулась массовыми репрессиями.

Экономический кризис, обрушившийся на мир в октябре 1929 г., не только бросил Германию во власть нацизма, но и превратил в утопию твердое убеждение коммунистов-ортодоксов, что пролетарская революция обязательно победит в промышленно развитых странах Европы. К сожалению, новую международную ситуацию в Советском Союзе осознали очень немногие. Прежде всего те, кого недавний вождь Коминтерна Григорий Зиновьев и его соратник Лев Каменев называли «центристской группой» — Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе. Да еще и убежденные их идеологические союзники — нарком иностранных дел Литвинов, Прокурор Союза ССР Вышинский.

Сталин и его окружение весьма своевременно, как показали последующие события, осознали пагубность продолжения прежнего левого курса. Исходили они в своих оценках и прогнозах не из умозрительных построений, выводимых из теории марксизма, а основывались на очевидных фактах. Знали по личному опыту: большевистская партия весьма своеобразна, отличается от парламентских партий. Она создавалась в условиях подполья с одной-единственной задачей: захватить власть и удержать ее в жестокой борьбе с противниками. Отсюда-то и все три программы партии, и ее устав с беспрекословной дисциплиной, так называемым «демократическим централизмом». И другая основа основ: «жесткая вертикаль» партийной структуры. Все это имело смысл сохранять в неприкосновенности лишь до тех пор, пока теплилась надежда на скорый приход мировой пролетарской революции. Рассматривали большевистскую партию СССР исключительно как «штаб», «арсенал» все той же мировой революции. Не столько подменяли Коминтерн, сколько действовали только для него, во имя его.

Теперь же, трезво осознав нереальность победы пролетариата в развитых европейских странах, во всяком случае, в ближайшие десятилетия, прагматическая «центристская группа» Сталина оказалась перед необходимостью реформировать партию коренным образом, поскольку она не соответствовала задачам мирного строительства.

Заодно следовало освободиться и от партократии — первых секретарей крайкомов, обкомов, ЦК нацкомпартий. Все эти истинные революционеры обладали одним недостатком, ранее не игравшим особой роли, но теперь ставшим решающим: почти никто из них не имел даже среднего образования. Они обладали практически неограниченными полномочиями в подведомственных краях и областях. Почти сразу же эти первые секретари чуть ли не автоматически стали и членами высшего органа партии, ее Центрального Комитета.

Полуграмотные, они брались руководить строительством металлургических комбинатов, тракторных, автомобильных, авиационных заводов и их пуском. Их промахи всегда можно было переквалифицировать в уголовно наказуемую преступную халатность.

Первый ход Сталина

Поворот предстоял слишком крутой. Поэтому сталинская группа растянула информационную подготовку политических реформ чуть ли не на 2 года. Да и начала с самого очевидного.

Уже с XVII съезда ВКП(б), состоявшегося в январе 1934 г., центристы не уставали твердить: да, Советский Союз уже не тот, каким был всего десять лет назад. Действительно, в стране произошли чуть ли не тектонические сдвиги. Но цель — социализм — все еще достаточно далека. К тому же возникла реальная угроза войны на два фронта. На Западе — с нацистской Германией. На Востоке — с Японией, которая оккупировала китайскую Маньчжурию и вышла к советской границе. Сталину было очевидно, что воевать в одиночку Советский Союз не сможет. А потому необходимо срочно было найти союзников. Разумеется, среди тех западных демократий, которым Германия и Япония также угрожают.

В январе 1934 г. все советские газеты поместили заявление Сталина о том, что СССР готов вступить в Лигу Наций. Ту самую, которую совсем недавно он же вслед за Лениным, Троцким, Зиновьевым, Бухариным клял как «замаскированный союз великих держав, присвоивших себе право распоряжаться судьбами более слабых народов».

Почти одновременно, на XVII съезде в отчетном докладе, Сталин неожиданно произнес немыслимую прежде, воистину крамольную для большевика фразу: «Мы ориентировались в прошлом, ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР». Правда, «прошлое» здесь было явно риторическим приемом. Всем слишком хорошо была известна интернационалистская ориентация страны на пролетарскую революцию.

Раньше сказать так мог лишь антикоммунист.

Ответ на вызов последовал лишь через полгода, да еще и в довольно завуалированной форме. Журнал «Большевик» опубликовал в августовском номере статью Зиновьева, десять лет возглавлявшего Коминтерн. Григорий Ефимович открыто не опровергал взглядов Сталина. Поступил иначе. Он утверждал: «Предотвратить новую войну может только победа пролетарской революции». И пояснил, что начнется она в ближайшее время. Во Франции. И чуть ли не мгновенно перекинется в Англию, Германию, Австрию. Потому и не нужно бороться против угрозы войны с помощью дипломатии, модернизируя вооружение СССР. Следует всемерно поддерживать, постоянно усиливая, подпольную работу Коминтерна.

Вот теперь-то у партии появилась возможность выбора. Вся целиком или силами лишь влиятельной группы она могла поддержать одно из двух предложений. Разумеется, с непременными «оргвыводами» — устранением из политической жизни либо Сталина, либо Зиновьева. Но партия, вернее — партократия, промолчала.