Читать книгу "Птицы войны - Ольга Леонидовна Погодина-Кузмина"

свысока, будто воспитатель с детьми.

— За границей всё для вас будет внове. Вы впервые увидите жизнь в зарубежной стране. Эта жизнь вам может показаться сладкой. За яркой витриной не все разглядят кризис перепроизводства, оглупление трудовых масс, разложение нравов…

Мускулистый Ваня Удодов, тяжелоатлет, негромко шутит с места, подмигивая товарищам:

— О нравах можно подробнее!

Бовин хмурится, услыхав негромкие смешки.

— Товарищи, это серьезная тема! Не все еще готовы к встрече с порочным миром капитализма.

Гимнаст Грант Шагинян подает голос.

— А мы, товарищ инструктор, капитализма не боимся. Он ведь все равно одной ногой в могиле!..

Грант слова не скажет без шутки, любит повеселить народ; утверждает, что все смеются только из-за его армянского акцента, который действует на безусловные рефлексы смеха в гипоталамусе. Штангист Николай Саксонов, крепкий, приземистый, с бритой головой, негромко добавляет:

— Да и в капстранах многие бывали.

Инструктор Бовин вскинул брови.

— В каком это смысле?

— Вон, Ваня Удодов в Тюрингии два года. Повидал сладкую жизнь… В лагере Бухенвальд.

Удодов кивнул, улыбнулся.

— Было такое… Сам ходить не мог, весил двадцать шесть килограмм. А теперь — вот! — Иван показывает бицепсы. — Триста десять выжимаю…

Бовин повысил голос, перекрывая звучащие в зале смешки.

— Товарищи, я сам люблю юмор… Но тут дело серьезное. Никто из вас не участвовал в международных состязаниях.

Саксонов возразил, но негромко, будто про себя:

— Не только участвовали, а еще и победили. В международных состязаниях по стрельбе…

Удодов тоже решил успокоить растерянного инструктора.

— Вы, товарищ Бовин, не переживайте. Капиталистам нас не взять, зубы обломают.

Ромашкова вскинула руку.

— Покажем буржуям, что советский человек не только воевать — и в спорте побеждать умеет!..

Зал ответил одобрительным гулом.

Под этот гул в зал вошел главный тренер команды, а с ним, в числе сопровождающих, Серов — тот самый темноволосый с проседью человек, который окликнул Алексея на бульваре. В темно-сером костюме, в крупных роговых очках, Серов был похож скорее на научного работника, чем на офицера госбезопасности. Встретившись с ним взглядом, Нестеров слегка кивнул.

— Простите, задержался, прямо от министра, — объявил тренер, оглядывая спортсменов. — Если кто не знает — меня зовут Борис Андреевич Аркадьев, я тренер сборной по футболу… Назначен главным тренером команды.

Тут все поняли, что надо встать и аплодировать. Сухощавый Аркадьев выждал, поднял руку.

— Ну что, ребятки, дело нам предстоит новое, ответственное. Выбрал вас советский народ — лучших из лучших. И не ради прошлых заслуг, а ради будущих побед…

 И снова Нестеров аплодировал вместе со всеми — волна энтузиазма охватила зал.

— Как ни крути, Олимпиада — тот же фронт, ребята… Спортивный фронт.

Отбивая ладони, Нестеров оглянулся на Серова. При этом он заметил, как Евдокия Платоновна, врач команды пятиборцев, посмотрев на золотые наручные часики, вышла из зала.

Глава 2. ХУГИН И МУНИН

Дорога отвлекла и немного подбодрила Хильду. С мамой осталась практичная, здравомыслящая тетя Агата, которая взяла отпуск на работе и приехала из Треллеборга; за них можно было не волноваться. А на переполненном пароме Хильде встретилась компания знакомых аспирантов.

Всю ночь на палубе они пили пиво, орали песни, делали ставки на исход футбольных матчей, которые собирались смотреть. Долговязый застенчивый Эрик еще во время учебы в университете пытался ухаживать за Хильдой, а теперь снова смотрел печальными влюбленными глазами. Под утро они оказались вдвоем в узком лестничном пролете, ведущем на нижние палубы, и когда Эрик неумело поцеловал ее, Хильда вдруг расплакалась, уткнувшись в его плечо.

— Я все знаю, — просто сказал ей парень. — Если тебе нужна моя помощь, я сделаю все, что могу.

Молодость приказывала жить дальше, переступить через боль.

Паром подходил к Хельсинки. Стоя на палубе рядом с Эриком, который бережно обнимал ее за плечи, Хильда словно мысленно нырнула в прошлое. Вспомнила практику в «Рабочей газете», свои первые репортажи на финском, над которыми смеялись всем отделом, когда Линд зачитывал их вслух. Вспомнила свою глупую детскую влюбленность в фоторепортера Матиаса Саволайнена. Интересно, как он — изменился, постарел? Все такой же верный муж и любящий отец или завел интрижку с хорошенькой секретаршей?

Аспирантов встречал автобус, они ехали в университетский кампус, расположенный неподалеку от стадиона. Хильда оставила Эрику свой чемодан и пошла в редакцию пешком, чтобы побыть наедине с собой и городом, в котором всего каких-то два года назад она была так счастлива, хотя и казалась себе самой несчастной.

В редакции все было по прежнему. Стук печатных машинок, старомодные телефонные аппараты на деревянных подставках, запах кофе и крепкого трубочного табака, массивный письменный стол в кабинете Ярвинена, весь заваленный бумагами.

Ей обрадовались. Девушки-машинистки принялись рассматривать, расспрашивать, угощать лимонадом. Потом появился Ярвинен, устроили заседание. Хильду посадили на стул посреди кабинета, пришли редакторы отделов — еще больше располневший и полысевший Линд, все такой же подтянутый, такой же непроницаемый Саволайнен.

Хильда готовилась к этой встрече, но не могла справиться с нарастающим волнением, рассказывая о том, что ей удалось узнать.

— Брат говорил, что работает в диспетчерской, обслуживает радиотрансляторы. Еще рассказывал, что собирает отпугиватели для птиц, чтобы они не попадали в двигатели самолетов. Только теперь мы с мамой узнали, чем он занимался на самом деле. Мне рассказала жена одного из пропавших инженеров… Ее муж был не такой скрытный, как Томас.

Ярвинен слушал, посасывая трубку, мрачно глядя на Хильду.

— Значит, ты говоришь, разведка?..

— Да. Все это очень страшно. Я не могу называть имен. Они все служили  в каком-то секретном подразделении F. Совершали полеты вдоль советской границы, перехватывали радиосигналы… На самолетах были американские радары и какие-то новые штуки, которыми управлял инструктор из Пентагона.

— Чертовы янки! — пробормотал Линд.

Саволайнен ободряюще кивнул Хильде, она продолжала.