Читать книгу "Птицы войны - Ольга Леонидовна Погодина-Кузмина"

* * *

Бум-бом, бум-бом. Дождь стучал по жестяному подоконнику, словно траурный барабан. За окном был виден шпиль древнего собора, площадь с торговыми навесами, мокрые кусты.

Девушка двадцати двух лет в зеленом джемпере, с рыжеватыми, коротко стриженными волосами, с бледными веснушками на щеках и переносице, говорила по телефону. Голос звучал устало и раздраженно.

— Я журналист, Хильда Брук. По поводу пропавшего самолета…

И снова ей отвечали формальной, ничего не значащей фразой. «Мы не занимаемся этим вопросом». Или: «У нас нет информации». А чаще всего: «Звоните в другое ведомство».

Эта уклончивость возвышалась над ней, словно глухая стена, бетонное цунами. Все, что прежде казалось понятным, «своим» — люди, город, любезные полицейские на улицах, деловитые чиновники в кабинетах и знакомые депутаты в Риксдаге, — вдруг обернулось страшной, ледяной, нечеловеческой машиной по производству бессмысленных фраз.

— Что значит «нет информации»? — кричала в отчаянии Хильда. — Я звонила везде, мне дали ваш номер!.. Мой отец был депутатом парламента!

— Нет, это не к нам.

— Но самолет не мог просто так исчезнуть! Вы должны сказать, что там произошло!..

И снова в трубке длинные гудки, и траурный дождь за окном — бум-бом-бум-бом…

Мать, растерянно озираясь, словно потерявшаяся девочка, зашла в комнату.

— Хильда, ты узнала, почему он полетел на этом самолете? Ведь он не летчик, он просто инженер… Он чинит рации в диспетчерской.

Они с матерью будто бы поменялись местами, пришел черед дочери заботится, опекать, решать проблемы. Хильда нахмурилась, возвысила голос.

— Мама, нельзя сдаваться! Я добьюсь, я все узнаю! Я пойду к премьер-министру!..

Потоптавшись в комнате, словно не найдя того, что искала, мать отрешенно повернулась к двери.

— Отец так любил Томаса… А теперь его нет на свете. Его больше нет…

Звук рыдания надрывает душу, но вдруг звонит телефон, и Хильда бросается к аппарату одним прыжком, как зверь к добыче, хватает трубку.

— Да, слушаю, Хильда Брук! Что?! Хельсинки? Саволайнен?..

У вдовы Брук глаза как дождевые капли — серые, прозрачные, с дрожащим в них отражением комнаты. Ей всего пятьдесят два, но у нее больное сердце, она едва оправилась после смерти мужа, известного политика и журналиста. Секундная вспышка надежды погасла, нет сил больше плакать, она вышла на кухню, машинально поставила пустой кофейник на плиту.

— Мне нужно быть с мамой, — слышится голос Хильды. — Ну хорошо, я с ней поговорю. Я постараюсь приехать…

Вдова Брук открыла холодильник. В голове рассеянно мелькали мысли: «Томас пьет кофе со сливками. Нужно пойти на рынок, взять хорошие сливки. И зелень, и немного козьего сыра. Магазинные продукты все же не те, в них мало вкуса, только красивая упаковка».

В ту же секунду она понимает: нет смысла идти на рынок за сливками. Томаса больше нет.

* * *

Степан Касьянович Шимко так и ходит в выцветшей гимнастерке, будто только вчера уволился в запас. Ему под семьдесят, на фронт не взяли, но всю войну в учебке старик готовил снайперов, и кое-кто из них прославился, попал в газеты.

— Спокойней, Лёша, мягче. Кисть не напрягай.

Говор у Шимко южнорусский, звучит в голосе ласковость днепровской ночи, будто видишь дивчат и хлопцев, идущих с гулянки пыльным проселком, слышишь запах дымка, что поднимается над костром, над крышами белых мазанок.

— Ты не спеши, примерься. Осознай. Тебе еще надо форму набрать…

Нестеров и сам понимал: задача, ему предстоящая, требует не столько техники и верности глаза — это, допустим, имеется, — но и морально-волевых, первейших в спорте качеств. В соревнованиях победителем выходит тот, кто не утратил самообладания и хладнокровно отработал цель. Впрочем, холодная голова требуется не только в спорте, — в любой жизненной ситуации. На той же войне.

Нестеров прищурил глаз, выровнял дыхание. Расслабил руку, привычно представляя пистолет продолжением пальцев, тяжелым и послушным сгустком нервов, крови, мышц.

Выстрелил, выбивая пять мишеней из пяти.

— Как в маслице вошли! — обрадовался тренер. — Вот так бы и на стрельбище…

Нестеров перезарядил обойму. На нем наушники, спортивная рубашка со значком спортивного клуба Армии, широкие брюки из тонкого габардина. Аня обшила, отгладила, модником отправила на улицу, не думая о том, что провоцирует интерес к хорошо одетому мужчине в посторонних девушках.

Вот и Нина Ромашкова перед тем, как открыть дверь в подвальный зал, где проходят тренировки по стрельбе, пальцами разгладила брови, одернула кофточку на могучей груди. Забежала, крикнула зычным голосом, огрубевшим от привычки отдавать спортивные команды.

— Товарищи, поднимайтесь в главный зал! Общее собрание команды!

Нина — метательница диска, крупная, плечистая, русоволосая. Веселая, как псковитянка Василиса из фильма «Александр Невский». Та сражалась в битве наравне с мужчинами, и Нина за словом в карман не полезет и за дело постоит. По вечерам с красной повязкой дружинницы патрулирует улицы; было дело, защитила подростка со скрипочкой от хулиганов, одна двоих балбесов притащила в отделение милиции.

Пока сдавали оружие, запирали зал, Нина успела обежать еще несколько комнат. Поднимаясь по лестнице, все оглядывалась на Нестерова, играя ямочками на щеках. Алексей подумал: «Вот какие чудеса творит твой, Анюта, габардин».

В большом спортивном зале собралось человек сорок. Тут в основном «армейцы», но есть ребята из «Динамо», «Спартака», других спортклубов. Сидят на скамейках, стоят у шведской стенки. Слушают молодого инструктора партхозактива. Тот, румяный, высокий, в полосатой рубашке, говорит хорошо поставленным голосом:

— Товарищи! Участие в Олимпийских играх — это не веселая прогулка, а громадная ответственность. Наша задача — не осрамиться перед капиталистами и доказать, на что способен советский массовый спорт!..

Ромашкова села на скамейку к девушкам, те подвинулись, давая ей место. Нина осторожно толкнула худенькую Машу Гороховскую, гимнастку.

— Это кто?

— Инструктор, из Горкома комсомола, Юрий Бовин, — отвечает Маша. — Говорят, холостой.

Обе тихонько прыскают о чем-то своем, девичьем, перешептываются.

Видно, что Бовин старается говорить доходчиво и просто, но получается немного