Читать книгу "Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин"

За дверью соседней квартиры надрывно, истерично лаяла собака — видимо, тоже осталась дома одна, но, в отличие от Михаила, была этому совсем не рада. Шахов сочувственно усмехнулся: ну, еще бы! Ни тебе телик включить, ни пивка дернуть, ни в холодильник залезть… И не приласкает никто. Запертая в бетонной коробке городской квартиры, собака не может сама о себе позаботиться и полностью зависит от человека. Она это понимает, а если даже и не понимает, то чувствует, вот и надрывается, зовет хозяев… А хозяева, небось, в театр подались или, скажем, в кино, на премьеру «Обитаемого острова». Или в ресторан…

Выбирая из связки нужный ключ, Шахов с некоторым трудом припомнил, кто живет в этой квартире. Жил там здоровенный амбал с бритой макушкой и такими габаритами, что в дверь ему приходилось протискиваться боком — жил, понятно, не один, а с женой. Детей у них не было; чем занимается сосед, Михаил не знал и не интересовался, и амбал платил ему взаимностью: при встречах они здоровались, и только. Дочь Михаила, десятилетняя Анюта, называла соседа Громозекой. Шахов знал, что это из Кира Булычева — книжка со смешными фантастическими рассказами для детей стояла на полке, да и снятый по ней мультфильм он помнил едва ли не с детства, — но в применении к соседу это имя, казалось, звучало как-то иначе. Прежде всего в нем обращала на себя внимание вторая половина — «зека», — которая, как представлялось Михаилу Шахову, исчерпывающим образом описывала как недавнее прошлое, так и ближайшее будущее соседа. Так что хозяева бедной псины, надо полагать, в данный момент веселились в ресторане или в казино. Какой уж тут, в самом деле, театр…

Стоя на коврике перед дверью своей квартиры, Михаил протянул руку с ключом к замочной скважине и замер, расширившимися глазами глядя на изуродованный косяк. Сердце бешено заколотилось в груди, тело стало легким, почти невесомым от мощного выброса адреналина. Между дверным полотном и исковерканным фомкой косяком зияла темная щель шириной в палец, из которой ощутимо тянуло теплом и знакомым, домашним запахом.

Шахов осторожно, чтобы не звякнули, сжал ключи в кулаке и бесшумно опустил их в карман пальто. Рука скользнула за левый лацкан, вернувшись оттуда с пистолетом. Михаил взвел курок, и затвор семнадцатизарядного «Ярыгина» негромко клацнул, дослав в патронник то, что, с учетом владевшего Шаховым в данный момент настроения и его высокого профессионального мастерства, обещало стать чьей-то верной смертью. «Перебью, как собак», — подумал он, бесшумно приоткрывая дверь и тенью проскальзывая в неосвещенную прихожую.

Он сразу же шагнул вправо, чтобы его силуэт перестал быть завидной мишенью на фоне освещенного дверного проема, и прижался лопатками к стене рядом с выключателем, прислушиваясь не столько к царившей в квартире тишине, сколько к собственным ощущениям. В туалете чуть слышно журчал подтекающий смывной бачок, со стороны кухни доносилось сонное бормотание холодильника. На лестничной площадке по-прежнему раздавалось приглушенное двойной дверью гавканье соседской дворняги. Этажом ниже работал телевизор; Шахов слышал невнятную скороговорку комментатора и накатывающийся волнами рев трибун — хоккейный матч, который он мечтал посмотреть, уже начался, и это обстоятельство отнюдь не способствовало улучшению владевшего Михаилом дурного настроения.

Усилием воли он подавил эмоции и еще раз тщательно проанализировал свои ощущения. Похоже было на то, что в квартире никого нет; Шахов чувствовал себя довольно глупо, стоя в собственной прихожей с заряженным пистолетом наготове, но жизнь давным-давно научила его не делать исключений из правила, гласящего, что лучше быть смешным, чем мертвым. Поэтому, вместо того чтобы включить свет, он, не глядя, протянул руку, взял с полки над вешалкой электрический фонарик и крадучись двинулся в обход квартиры.

Квартира у Шаховых была небольшая — стандартная «трешка» жилой площадью чуть более сорока квадратных метров, — и осмотр ее не занял много времени. По окончании этой процедуры Михаил зажег свет в гостиной, поднял с пола перевернутое кресло, уселся в него и, положив на колено пистолет, обвел тяжелым взглядом картину царившего здесь разгрома.

Вся квартира была буквально перевернута вверх дном. Сброшенные с полок книги грудами валялись на полу вперемешку с постельным бельем и прочим содержимым ящиков комода. Поверх всего этого лежала опрокинутая новогодняя елка, и осколки растоптанных игрушек поблескивали в ярком электрическом свете, как вкрапления слюды в горной породе. На месте купленного две недели назад в качестве новогоднего подарка всей семье домашнего кинотеатра зияла пустота; музыкальный центр тоже исчез, не говоря уже о деньгах на домашние расходы, без затей хранившихся в верхнем ящике комода под стопкой чистых полотенец. Воры зачем-то оборвали карниз, на котором висели шторы. Он косо повис на одном гвозде, правой стороной почти касаясь пола, и некоторое время Шахов с тупым изумлением разглядывал его, пытаясь угадать, чем он помешал взломщикам.

Потянувшись за сигаретами, Михаил обнаружил, что все еще держит в руке пистолет, осторожно спустил курок, поставил оружие на предохранитель и убрал в наплечную кобуру, что привычно висела под пиджаком на левом боку. Достав из кармана пачку «L&М», к которым привык еще в армии, он зажег сигарету и стал курить длинными, глубокими затяжками, изо всех сил стараясь подавить вспыхнувшее бешенство. Какого дьявола?! Что, на нем свет клином сошелся?

В конце ноября, когда дачный сезон уже завершился, и в поселке не осталось никого, кроме старика-сторожа и его глупой, как еловый пень, собаки, в одну из ясных холодных ночей сгорела дача Шаховых. Пожарным удалось спасти соседние дома, но от крепкого бревенчатого пятистенка, перевезенного Михаилом из соседней деревни, остался один фундамент. Осматривавшие место происшествия специалисты из МЧС высказали предположение, что причиной возгорания могло стать короткое замыкание, но, поскольку проводка сгорела вместе со стенами, это предположение так предположением и осталось, и Шахов, сколько ни бился, не смог получить вразумительного ответа на вопрос, откуда оно взялось. Собственно, все было ясно и без дополнительных разъяснений: грозы в ту ночь не было, следов поджога в виде пустой канистры из-под бензина на пепелище не обнаружили; видимых оснований для возбуждения уголовного дела пожарники не нашли, искать невидимые следы никому не хотелось, и, наконец, надо было хоть что-то написать в протоколе!

К счастью, эта запись в протоколе не оставила лазейки агенту, который составлял акт о наступлении страхового случая. Деньги со страховой компании Шахов получил на удивление быстро, и это послужило им — в основном, жене, поскольку сам Михаил относился к подобным вещам с философским спокойствием: бог дал, бог и взял, — хоть каким-то утешением. Всю сумму страховой выплаты он поместил на свой банковский счет, где хранились семейные сбережения. Сбережения эти были невелики, особенно по московским меркам, но Шаховы привыкли дорожить тем, что имели, и никогда не роптали на судьбу. На образование дочери этих денег должно было хватить; что до излишков, которых не было и пока что не предвиделось, то Ольга Шахова, большая поклонница покойной прорицательницы Ванги, без них не горевала. Ванга говорила, что денег должно быть ровно столько, чтобы хватало на жизнь, и не больше, и жена Михаила свято придерживалась этого правила, тем более что нарушить его им с мужем было бы, мягко говоря, затруднительно. Выплачивать кредит, взятый на покупку квартиры, предстояло еще долго, и казалось чудом, что им вообще удается хоть что-то откладывать.