Читать книгу "Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин"

— Да бросьте! — как-то совсем по-русски воскликнул он, дослушав до конца. — Неужто вы такой горячий патриот?

— Неужто вам это и впрямь интересно? — в тон ему откликнулся Мтбевари. — И потом, при чем тут патриотизм? Может быть, он мне просто не нравится.

— Да, это возможно, — согласился араб. — Только должен вам заметить, что на такие мишени у наших специалистов совсем другие расценки. Не всякая скважина даст столько нефти, чтобы сполна расплатиться за один хороший выстрел.

— Моя даст, — заверил его Ираклий Самсонович. — Кроме того, я всю жизнь откладывал из жалованья.

— Ха! — воскликнул араб.

— Вот вам и «ха», уважаемый. Не надо сомневаться в моей платежеспособности. Я же не сомневаюсь в квалификации ваших людей! Хотя должен, в свою очередь, заметить, что вашим чеченским друзьям уже давно пора хоть как-то проявить себя. Что-то они совсем затихли, словно мыши под веником. Как будто известное вам лицо и впрямь выполнило свое обещание…

— Какое именно?

— Перемочить их в сортире! Не мешало бы напомнить всему миру, что это не так.

— А заодно загрести жар чужими руками, — как бы между прочим вставил араб.

— Маленькое территориальное государство не может воевать с большим, — напомнил Ираклий Самсонович. — А такая организация, как ваша, может. Ее основная задача — держать весь мир в страхе. Так покажите всем, на что способны! Захватывать школы и больницы — это, по-вашему, высокий профессионализм? Да это может сделать любой дурак! Обвяжи кусок хозяйственного мыла бечевкой, скажи, что это тол, и дело в шляпе…

— Все это довольно спорно, — вздохнул араб, — и вообще звучит как-то по-обывательски…

— А я и есть обыватель, — перебил его Ираклий Самсонович. — Недурно обеспеченный безработный обыватель, который просит оказать ему маленькую услугу и готов за нее заплатить.

— Заманчиво, — сказал араб. — Я говорю, разумеется, не о деньгах.

— Ну, разумеется. Деньги — просто инструмент.

— Совершенно верно. Универсальный инструмент, который должен быть под рукой, когда в нем возникает нужда.

— Об этом можете не беспокоиться. Вся сумма будет переведена по первому требованию. Ведь мы оба — солидные деловые люди, не так ли? Мы привыкли выполнять обещания и хорошо знаем, что бывает в нашем бизнесе с теми, кто не умеет держать слово.

— Приятно поговорить с умным человеком, — сказал араб и встал. — И мне вдвойне приятно, что наши давние разногласия если не забыты, то хотя бы на время отодвинуты в сторону ради общего дела. Конечно, с куда большим удовольствием я занялся бы такой работой где-нибудь на территории Соединенных Штатов…

— Почему бы и нет? — пожал плечами Мтбевари. — Займитесь. И людей, и денег у вас предостаточно, а акция могла бы получиться весьма впечатляющая.

— Мы думаем об этом, — признался араб. — Что ж, выполнение вашей просьбы при желании можно рассматривать как своего рода тренировку.

— Отлично, — сказал Ираклий Самсонович.

— Отлично, — эхом откликнулся араб. — Думаю, детали мы обсудим позже.

Через открытое окно с улицы донесся едва слышный хлопок. На него легко было не обратить внимания; его вообще можно было не услышать, но чуткие уши двух матерых разведчиков и диверсантов уловили этот слабый звук и безошибочно идентифицировали как выстрел из оснащенного глушителем пистолета. Так называемые миротворцы глушителями не пользовались; собеседники переглянулись, и лица у обоих вдруг сделались одинаково непроницаемыми.

— Я вижу, вы пришли не один, — заметил араб.

— Можно подумать, вы явились сюда в одиночестве, — не остался в долгу грузин. — Но мне кажется, если бы наши люди чего-то не поделили, одним выстрелом дело бы не ограничилось.

— Это верно, — согласился араб. — Как и то, что нам пора расходиться. Я свяжусь с вами, когда будет принято решение.

— Жду с нетерпением, — ответил Ираклий Самсонович. — Только не забывайте: я — частное лицо, имя и национальная принадлежность которого нигде не должны упоминаться.

Араб понимающе усмехнулся, не прощаясь, шагнул за дверь и словно растворился в сумраке заваленной оборванными обоями и осыпавшейся штукатуркой прихожей. Не было слышно ни стука, ни шороха, как будто человек в полувоенной одежде и со значком миссии ОБСЕ на груди действительно растаял в воздухе, словно облачко сигаретного дыма.

Выжидая положенные по правилам конспирации пять минут, Мтбевари выкурил сигарету. При этом он гадал, кто и, главное, в кого стрелял на улице. Снаружи опять прогрохотал бронетранспортер армейского патруля. Когда рев мощного дизельного движка затих в отдалении, Ираклий Самсонович затоптал окурок и вышел из квартиры, стараясь двигаться так же бесшумно, как его недавний собеседник. Из этого, увы, ничего не получилось: уже на третьем или четвертом шаге под подошвой его ботинка с отчетливым щелчком лопнул осколок стекла. Вздрогнув от этого звука, Мтбевари задел плечом свисавший со стены клок обоев, и те громко зашуршали. Ираклий Самсонович выругался по-грузински и, бросив валять дурака, своей обычной походкой вышел из квартиры.

* * *

Напевая себе под нос популярный мотивчик, Михаил Шахов вышел из лифта. Извлеченная из кармана пальто связка ключей издала негромкий мелодичный звон. Спохватившись, Шахов снял шапку, отряхнул ее, оставив на сухом кафеле лестничной площадки полосу темных влажных пятнышек, нахлобучил обратно на голову и зажатыми в кулаке перчатками, как мог, сбил с плеч тающий снег. На улице мело уже вторые сутки, за ночь снега навалило столько, что поутру гараж пришлось откапывать, словно жили они не в Москве, а на таежной заимке. Езда по городу, которая и в хорошую погоду была сущим наказанием, теперь превратилась в изощренную пытку, и Михаил был рад, что долгий рабочий день наконец-то остался позади. Он с наслаждением предвкушал тихий вечер, проведенный в тепле и уюте обжитой квартиры — на диване, один на один с телевизором, с банкой пива в одной руке и сигаретой — в другой. Жена и дочь уехали в Вязьму проведать захворавшую тещу, и вечерок обещал быть по-настоящему тихим.

Михаил Шахов искренне любил жену и души не чаял в своей десятилетней дочери; более того, он ничего не имел даже против тещи, особенно до тех пор, пока та сидела дома, в Вязьме и давала о себе знать только телефонными звонками. На работе и вообще вне дома он казался твердым, как скала, но это касалось только посторонних; переступив порог квартиры, он становился мягким и уступчивым. Женившись на стерве, норовящей всегда и во всем оставить за собой последнее слово и ничего вокруг не замечающей, кроме собственного отражения в зеркале, он стал бы несчастным человеком. Но Ольга Шахова стервой не была и умела по достоинству ценить то сокровище, которое ей досталось — алмаз не алмаз, но весьма недурной камешек, который после умелой огранки (а огранщиком Ольга, как показало время, была отменным) засиял мягким, теплым, не предназначенным для посторонних взглядов блеском. Они прожили уже пятнадцать лет в любви и согласии, но в данный момент это не мешало Михаилу радоваться тому, что дома его никто не ждет. Каждому человеку время от времени необходим отдых от всех, даже от самых любимых и близких.