Читать книгу "Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз"

Папина сестра, тетя Джоуи, была внушительной женщиной, вооруженной мундштуком и грубым, хриплым голосом, немного похожим на голос злодейки из диснеевских «Спасателей»: «Заходи, дорогу-у-у-уша…». Ее муж, дядя Джонни, тоже был своеобразным. У него был монокль, а еще он всегда носил тяжелые твидовые костюмы – еще один Коллинз, который все еще жил в прошлом веке.

В семейной истории есть один факт: японцы посадили двоих двоюродных братьев папы в печально известную сингапурскую тюрьму Чанги. За них была выплачена огромная сумма – они были героями войны, пережившими кровопролитную Дальневосточную кампанию. Другой папин двоюродный брат был тем парнем, который первым открыл в Англии прачечные с самообслуживанием. В глазах семьи моего отца они все были «кем-то там». Другими словами – просто щеглами. Как будто они им были даже не ровня.

Очевидно, что семья моего папы определяла его отношение к абсолютно всему, не говоря уже о его работе. Хотя после его смерти я узнал, что он пытался уклониться от обязанности работать в «London Insurance» и сбежать в торговый флот, чтобы стать там моряком. Но его бунт продлился недолго – ему сказали, чтобы он отказался от этой затеи, взял себя в руки и послушно принял на себя бремя работы страховым агентом, которое собственный отец взвалил ему на плечи. Ослушаться родителей было нельзя. Учитывая все это, можно предположить, что папа немного завидовал той свободе действий, которую предоставили 60-е годы Клайву, Кэрол и мне в выбранных нами сферах: мультипликации, фигурном катании и музыке. Считаете ли вы, что это нормальные занятия? Отец так не считал.

Есть небольшое доказательство того, что Грэв Коллинз так и не приспособился к жизни в XX веке. Когда начали добывать газ из Северного моря и его провели ко всем паровым котлам в Великобритании, наш папа пытался дать взятку газовому управлению, чтобы нас отключили от него, так как был уверен, что где-то есть специальный газгольдер, который будет обеспечивать топливом только семью Коллинзов.

Отец почему-то любил мыть посуду, и по воскресеньям после семейного обеда он настаивал на том, что именно он будет это делать. Он предпочитал мыть посуду один, потому что это позволяло ему не участвовать в общении всей семьи за столом. Все было хорошо до тех пор, пока из кухни не доносился громкий звон. Тогда мама подходила к окнам и закрывала их занавеской. Через несколько секунд после удара посуды об пол мы слышали грубую ругань папы, а затем – грохот осколков, которые он сметал в лоток. Затем он громко распахивал дверь черного хода и с шумом высыпал их, со злостью пинал по всему саду, и все это сопровождалось еще более грубой руганью.

«Ваш отец так разобьет все тарелки», – устало говорила нам мама, в то время как мы молча разглядывали что-то ужасно любопытное на скатерти. Всего лишь обычный воскресный обед британской семьи.

Папа много чего умел делать по дому, но он совсем не хотел ничего делать. Он считал, что если все более-менее работает, то все хорошо. Особенно это касалось электричества. В начале 50-х розетки были сделаны из коричневого бакелита, а провода были обмотаны простым шнуром, что было в какой-то степени не очень надежно. В кладовке, где хранился радиоприемник, в розетку на плинтусе часто вставляли фильтр с пятью или шестью воткнутыми штепселями. Электрики называли это «рождественской елкой». В нашем фильтре мы довольно часто слышали шипение, что всегда вызывает опасение, когда дело касается электричества в доме. Клайв как самый старший всегда вставлял еще один штепсель в розетку уже и так переполненного фильтра, а мы с Кэрол завороженно и одновременно с любопытством смотрели на то, как Клайва каждый раз немного ударяло током, который резкой щекоткой проходил по всей руке.

«Это значит, что там напряжение, ничего страшного», – говорил папа, перед тем как сесть со своей трубкой, чтобы послушать радио или посмотреть телевизор, не обращая внимания на дымящуюся руку бедного Клайва.

До моего рождения у семьи не было машины, так как отец никак не мог сдать экзамены на водительские права до 1952 года, когда мне исполнился один год. Это была его всего лишь седьмая попытка. Если машина его «не слушалась», то он начинал сильно ругаться на нее и был уверен, что неисправность мотора была частью заговора против него. Легендарная сцена из сериала «Башни Фолти», в которой побагровевший от злости Бэзил Фолти (в исполнении Джона Клиза) молотит свою сломавшуюся машину, – это очень похоже на некоторые ситуации из нашей семейной жизни.

Примерно в тот же период папа купил свою первую машину и решил прокатить меня и Кэрол до Ричмонд-парка. Он также хотел проверить систему безопасности в новом автомобиле. Я был на заднем сиденье, и казалось, что все было хорошо. Но вдруг без предупреждения отец решил опробовать тормоза, и я резко вылетел вперед. К счастью, я ударился лицом о приборную панель, и это немного смягчило мое приземление. У меня до сих пор остались из-за этого шрамы с правой и левой сторон рта.

Папа настолько застрял в прошлом, что, когда в 1971 году был объявлен переход на метрическую систему мер, он сказал, что не переживет этого. Чеканка новых монет в Англии также угрожала его жизни. Оглядываясь назад, я не вижу причин отрицать, что отмена шиллинга, к сожалению, действительно ускорила смерть отца.

Моя мама всю жизнь прожила в Лондоне. Она выросла на Норт-Энд-роуд в Фулхэме, была одной из трех сестер, и каждая из них работала швеей. Ее брат Чарльз был летчиком и летал на «Спитфайре»[6]. Во время войны его самолет сбили, и он погиб. Одна из сестер мамы, Глэдис, жила в Австралии, и мы каждое Рождество присылали друг другу аудиокассеты. Я также ее никогда не видел, потому что она тоже умерла до того, как наша встреча стала возможной. Другая мамина сестра – Флорри – была очень милой, и, когда я был еще мальчиком, я раз в неделю заходил к ней в гости в Долфин-сквер, в Пимлико. Моя бабушка по материнской линии – моя бабуля – была мне очень дорога и повлияла на меня так же сильно, как и мама.

В начале 30-х, когда моей маме было около двадцати лет, она танцевала с Рэндольфом Саттоном – известной за исполнение песни On Mother Kelly’s Doorstep звездой мьюзик-холла, пока не устроилась работать в винный магазин. Семья папы всегда давала понять, что брак с продавщицей магазина был ниже его достоинства. Но, когда папа и мама впервые встретились во время прогулки по Темзе на катере в Сент-Маргаретс, это была любовь с первого взгляда. Они поженились спустя шесть месяцев – 19 августа 1934 года. Маме было двадцать, а папе – двадцать восемь.

Когда я появился – шестнадцать лет спустя, – семья жила в Ричмонде-на-Темзе[7], в районе под названием Уиттон. Затем мы жили в большом трехэтажном доме эдвардианского[8] стиля в Ист-Шине – другом уголке юго-запада Лондона – на Сейнт-Леонардс-роуд, 34.