Читать книгу "Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз"

Папа не был типичным красавчиком или бабником. Он был полноват, а его «летчицкие»[5] усы заканчивались там, где начинала лысеть голова. Внешностью я точно пошел в маму.

Но, как оказалось, под видом мягкого, спокойного работника страховой компании скрывалось некоторое подобие ловеласа. Мама рассказывает мне об одном случае. Алма Коул была милой женщиной, работавшей с моей мамой в магазине игрушек, которым она управляла от лица друга семьи. Алма была из северной части Англии и всегда придавала своему голосу заговорщический тон, о чем бы она ни говорила.

Она близко общалась с моей мамой, и однажды Алма с некоторой обидой бросила ей: «Я видела вас с Гэвом в машине в субботу, и ты даже не помахала мне рукой в ответ».

«Я не ездила с ним на машине в субботу!»

Было очевидно, что пассажиром была любовница папы, которую он повез на романтическую прогулку на нашем черном «Остине А35».

Тогда, спустя почти пять лет после смерти папы, несмотря на то что я восхищался тем, как моя мама доверилась мне, эти откровения заставили меня одновременно чувствовать и ярость, и грусть. Теперь я знал, что брак моих родителей закончился плохо отчасти из-за того, что папа, скажем так, «ходил налево». Но его измена была неожиданностью для меня.

Да и почему она не должна была меня шокировать? Я был маленьким мальчиком, и я тогда считал, что родители безумно счастливы в браке. Дома атмосфера казалась нормальной, спокойной. Простой и обычной. Я думал, что они очень любили друг друга все время их совместной жизни.

Я был младшим ребенком: почти на семь лет младше своей сестры Кэрол и на девять – брата Клайва. Конечно же, меня никак не коснулись все взрослые дела нашей семьи. Тогда, в тот вечер 1977 года, когда я проанализировал все факты, я думал, что чувствовал в детстве некоторое скрытое напряжение в семье, но не обращал на это внимания. Можно сказать, что я инстинктивно это чувствовал: я хронически мочился в постель до неприлично взрослого возраста.

Позже я рассказал об этих шокирующих новостях Клайву, и он мне все объяснил. Как насчет всех тех долгих спонтанных прогулок с братом и сестрой? Всех тех неторопливых прогулок в тумане вдоль построенных после войны домов по пустынной местности Хаунслоу? Не самое веселое времяпрепровождение для обычных детей в Англии, живущих в пригороде на рубеже 50–60-х годов. На самом деле тогда я невольно участвовал в примирении родителей.

Мне до сих пор тяжело смириться с тем, что мой отец изменял моей матери. Я не понимаю, как он мог так пренебрегать чувствами мамы. Пока кто-то не сказал: «Кто бы говорил, Коллинз», скажу: да-да, я понимаю, о чем вы.

Меня не радует тот факт, что я был женат три раза. И еще больше расстраивает то, что я разводился три раза. И меня гораздо меньше волнует то, что мне пришлось заплатить бывшим женам в общей сумме 42 миллиона фунта стерлингов. Меня также не беспокоит, что эта сумма стала известна всем. В наше время личной жизни уже не существует – Интернет позаботился об этом. Кроме того, хотя три развода и должны были бы невольно набросить тень на мое отношение к самой идее брака, ничего подобного не случилось: я романтик, который верит, что брачные узы – это то, что нужно заботливо хранить и оберегать.

Мои три развода, конечно же, наглядно показывают то, что у меня не получилось наладить со своими женами совместную жизнь и достичь взаимопонимания; не получилось создать семью и сохранить ее. Полный провал. В течение нескольких десятилетий я изо всех сил старался, чтобы во всех аспектах моей жизни – профессиональной и семейной – все было в полном порядке. Однако слишком часто мне приходится признавать, что моих стараний было недостаточно.

Но все равно я знаю, какой должна быть семья, это было заложено во мне изначально, ведь я вырос в пригороде Лондона, видя перед собой пример нормальной семьи – или как минимум ее иллюзию. И именно к этому я и стремился, одновременно пытаясь зарабатывать на жизнь музыкой.

Я стараюсь быть честным со своими детьми, рассказывая им историю своей жизни. Ведь они также участвуют в ней. Она влияет на них. Каждый день на них отражаются последствия всех тех поступков, что я совершил либо не совершил в своей жизни. Я пытаюсь быть как можно более открытым. И буду делать то же самое в этой книге, на каждой ее странице, даже несмотря на то, что в некоторых местах я совсем не буду казаться идеальным. Я барабанщик, поэтому я привык, когда нужно, бить сильнее. Но мне также пришлось научиться и принимать удары.

Возвращаясь к моей маме: в то время как папа ходил «налево», она проявляла огромную стойкость, силу и чувство юмора, что красноречиво характеризует пережившее войну поколение, которое было готово пройти сквозь любые трудности, чтобы сохранить брак. Нам всем следует этому поучиться, мне – в особенности.

Все это говорит об одном: когда я вспоминаю свое детство с позиции уже повзрослевшего человека, мне кажется, что в те годы в моей душе – хотя я этого тогда не замечал – уже были смятение и глубокая грусть.

Я появился на свет в родильном доме района Патни на юго-западе Лондона 30 января 1951 года. Я был поздним (и, по-видимому, неожиданным) ребенком – третьим в семье Коллинзов. Изначально мама попала в больницу в Уэст-Мидлсексе, но там с ней плохо обращались, поэтому она решила уехать оттуда и отправилась в Патни.

Я был первым «лондонским» ребенком, так как Клайв и Кэрол родились в Уэстон-сьюпер-Мэре после того, как «London Insurance» переселила семью туда перед авиационным нападением Германии на Англию в 1940 году. Кэрол не была рада тому, что я родился, потому что хотела сестру. Но Клайв был в восторге – наконец-то у него появился младший брат, с которым можно было играть в футбол и драться, а когда все это надоест, его можно было скрутить и заставлять нюхать вонючие носки!

Когда я родился, мои мама и папа – в возрасте 37 и 45 лет соответственно – стали поздними родителями. Маму это совсем никак не беспокоило. Она была доброй и любящей женщиной, которая никогда и плохого слова никому не сказала, – была вплоть до самой смерти в 2011 году в день своего рождения. Ей было 92 года. Нет, честно говоря, однажды она назвала полицейского «кретином», когда он оштрафовал ее за то, что она ехала по автобусной полосе.

Мой папа родился в 1957 году в Айлворте – популярном тогда районе недалеко от берега реки на западной окраине Лондона. Дом, в котором жила его семья, был большим, ветхим, темным, грязным, даже немного пугающим. Что можно сказать и о его родных. Я совсем не помню своего дедушку, всю жизнь работавшего в «London Insurance» – как и его сын впоследствии. Но у меня остались яркие воспоминания о моей бабушке. Она тепло и очень терпеливо относилась ко мне, часто меня обнимала, но казалось, что она застряла где-то в Викторианской эпохе, о чем свидетельствовали ее неизменные длинные черные платья. Возможно, она также все еще оплакивала смерть принца Альберта. Мы с ней были очень близки. Я проводил много времени в сырости полуподвальной части дома, в которой она жила, и наблюдал за тем, как она рисовала акварелью лодки и реку – именно от нее я перенял интерес к этому.