Читать книгу "Фабий Байл. Прародитель - Джош Рейнольдс"

Некоторые банды из числа тех, с кем он работал, предпочитали покупать для своих рекрутов только стабильное геносемя, но большинство были не очень разборчивы. В Оке нестабильность была частью жизни, обязательной и неизбежной. Однако для него качество выращиваемых органов было вопросом профессиональной гордости, к тому же многие члены Консорциума впервые пришли в главный апотекарион именно за этим секретом. Ему нравилось думать, что несколько легионов выжило только благодаря ему, и неважно, признавали они это или нет. Большинство не признавали. Его имя было проклятием.

Оборудование лаборатории начало синхронизироваться с его вокс-аппаратом, и уши пронзило скрежетом от резонанса. На мгновение ему показалось, что это смех. С каждым разом оборудование работало все хуже и хуже. Цимисхий поддерживал его в рабочем состоянии, но он был любителем, а не полноценным адептом. Байл активировал воксофон в броне. Это была старая привычка, но он не видел смысла от нее отказываться. Даже самые будничные его мысли могли оказаться полезными в будущем.

— Энтропия в действии, — произнес Байл, пробегая пальцами по ряду грязных банок, занимавших одну из стен. Банки с опытными экземплярами были закрыты магнитными замками, чтобы содержимое не повредилось — и не выбралось. — Основа расшаталась, как говорил один поэт или вроде того, — продолжил он, опустив взгляд на одного из пробирочников. — Все рушится. — Он постучал пальцем по одной банке, и плавающая в ней голова судорожно защелкала челюстями, — Все меняется. Но не все изменения полезны или нужны. Возьмем для примера Фенрис. Мы увидим масштабные преобразования вполне конкурентоспособного генокода, что привело к ряду эволюционных приспособлений, не дающих ни малейшей выгоды за пределами одной конкретной среды. Рожденные на Фенрисе умрут с Фенрисом, когда — если? — этот катаклизм случится. Домыслы? Возможно. Как по мне, теория.

«Теория, теория у него», — протрещал в ухе голос. Байл замер. Должно быть, опять резонанс. Раздался звук, похожий на смешок, и Байлу подумалось, что они, наверное, не полностью очистили «Везалий» от демонов.

Один пробирочник похлопал его по руке, и Байл отстраненно погладил его скошенную голову.

— Все сводится к энтропии. Это бушующее пламя, которое пожирает все на своем пути. Вселенная умирает, и мы умираем вместе с ней. Око — это рана, растущая с каждым днем. Я порой гадаю: что же останется после него?

Пробирочник ничего не сказал, только забулькал.

«Царь Перьев гадает, гадает-блуждает-желает-страдает…»

Снова резонанс. Байл прокашлялся и продолжил:

— А в конечном счете все сводится ко мне. Времени никогда не хватает. Оно ускоряет ход по мере того, как мы приближаемся к конечной точке, пока окончательно не сходит с рельсов и не перестает иметь какой-либо смысл. Разумеется, именно поэтому время в Оке ведет себя так… непоследовательно. Все та же энтропия. Ее нельзя остановить, но, возможно, реально контролировать. Или приспособиться к ней.

Пробирочники оставили свои дела и внимательно, не мигая, смотрели на него влажными черными глазами. Они всегда слушали, когда он говорил. Он взмахнул рукой, и они тут же вернулись к работе.

Байл повернулся и пробежал взглядом по пикт-потоку из камер. Эльдар лежала там же, где он ее оставил, подергиваясь, словно ей что-то снилось. В камере находилось сенсорное оборудование его собственного изобретения, способное отслеживать биопоказатели пленников вплоть до молекулярного уровня. Он вывел сканограмму корсара и один за другим снял слои виртуальной плоти: эпидермис, дерму, мозговую оболочку, систему органов, кровеносную систему, генетическую структуру.

— Рана подопытной заживает хорошо. Признаков физических или каких-либо других инфекций нет. Мозговой червь функционирует как ожидалось; признаков отторжения не наблюдается. Сканирование центральной нервной системы завершится через четырнадцать стандартных часов, после чего извлечение необходимых клеток будет возможно без угрозы информационных потерь.

Мозговой червь уже начал загружать в инфохранилища «Везалия» приблизительную «карту» воспоминаний пленницы. Когда он закончит, Байл будет знать все, что знала эльдар: все секреты, местоположение каждой тайной базы.

Эта информация могла пригодиться, если в будущем братство Солнечного Удара решит его побеспокоить. Байл не сомневался, что они потребуют от Мордрака возмещения. Тот был бы счастлив отправить их по следу «Везалия», но было слишком поздно. После отлета с Грандиозной преследователей не было видно. Даже слуги Мордрака отказались от погони, когда «Везалий» активировал батареи и зачистил окружавшее пространство от вражеских кораблей. К тому времени, как корсары поймут, куда они исчезли, уже ничего нельзя будет сделать.

Если, конечно, столкновение на Грандиозной не было частью какого-нибудь многосложного плана за авторством арлекинов. Это бы объяснило, почему корсары до сих пор не объявились. Байл поморщился: эта мысль ему не нравилась. Если так — значит, арлекины входят в список тех, кто хочет вмешаться в его планы, а они — существа малопонятные, нелогичные и непредсказуемые.

И тут на мгновение ему показалось, что он находится в камере с пленницей. Байл замер, отказываясь верить в то, что видит. Изящные силуэты танцевали вокруг лежащей без сознания пленницы, словно знали, что на них смотрят, и их движения гипнотизировали, казались ирреальными… А потом они исчезли, словно их и не было. Байл моргнул и вывел на экран пикт-потоки с нескольких камер.

Ничего… В голове пульсировала тупая боль, и он потер лицо. Галлюцинация. Видения посещали его время от времени: тем чаще, чем сильнее разрушалось тело. К тому же он не спал… Он не помнил, как долго. Ему надо было отдохнуть. В первую очередь телу, но и разуму тоже.

Но потом. Потом. Он отключил трансляцию из камеры и отвернулся.

— Принесите мне объект Р-12,— сказал он жестче, чем собирался. Пробирочники бросились выполнять приказ, карабкаясь по цилиндрическим контейнерам, выставленным вдоль дальней стены.

Контейнеры были сделаны на заказ одной знакомой адепткой — госпожой Шпор с Квира. Темные Механикум могли быть полезными, особенно когда его медицинское оборудование времен Крестового похода начинало приходить в негодность. Он улыбнулся, вспомнив теплые вечера на медной веранде госпожи Шпор, высоко над морем смога, которое скрывало черные плотофабрики Квира. Сколько прекрасных минут они провели тогда за дискуссиями об искусстве консервации сырья.

— Исключительное создание, — произнес он.

Бормочущие пробирочники вытащили из контейнера тело, которое он запросил. Оно блестело от консервационных жидкостей и было усеяно десятками катетеров. Самым сложным в его деле было сохранение материала в свежести. Именно для этого были нужны контейнеры. С мертвечиной можно было многого добиться, но для того, чтобы продвигаться вперед, ему нужно было свежее сырье. Живые тела предоставляли больше возможностей для исследований, чем мертвые.

— Положите его на стол, — приказал Байл, изучая диагностические данные. Он заполучил этого псайкера, напав на один из Черных кораблей Империума. Вспомнив об этом, он фыркнул. Если и были в Галактике более вопиющие случаи загубленного потенциала, он о них не знал. Лоялисты скармливали Императору-трупу миллионы душ, и все в попытке отсрочить неизбежное.