Читать книгу "Дочь болотного царя - Карен Дионне"

Я достаю телефон. Сети нет. Все равно пытаюсь набрать «девять один один». Иногда звонок или сообщение все же проходят. Но на этот раз нет. Зато у меня на экране появляются уведомления о сообщениях. Четыре эсэмэс от Стивена:

«Где ты?»

«Ты в порядке?»

«Перезвони».

«Возвращайся домой. Пож. Нам надо поговорить».

Я перечитываю первое сообщение, а затем смотрю вниз, на тело. Где я? Стивен точно не хотел бы этого знать.

Прохожу через кухню и поднимаю трубку городского телефона. Гудков нет. То ли хозяин дома не платил за него, то ли мой отец перерезал провод, это уже не важно. Я выхожу на улицу и иду к дороге с телефоном в руке, надеясь поймать сигнал. Даже не пытаюсь искать следы или любые другие признаки того, что здесь был мой отец. В какую бы игру он ни играл, с меня хватит. Я буду ехать вперед, пока не попаду в зону мобильной связи, а затем отправлюсь прямо в полицейский участок и сообщу об убийстве лично, если понадобится. А после этого сразу вернусь домой, к мужу. В полиции не обрадуются, узнав, что я отправилась на поиски отца, да и Стивену это не понравится, но это меньшая из моих проблем. Стивен, наверное, думает, что мы легко сможем двигаться дальше, если оба скажем «Прости, я люблю тебя», но я лучше знаю, что к чему. На задворках его сознания всегда будет жить мысль о том, что отец его жены – очень плохой человек. Стивен может притворяться, что ничего не изменилось. Он может даже себя одурачить и внушить себе, что это правда. Но в реальности он никогда не забудет, что половина моих генов принадлежит моему отцу. Наверное, он сейчас сидит за компьютером и читает все, что есть в интернете о Болотном Царе и его дочери.

Если СМИ налетят на меня снова, то в этот раз все будет намного хуже из-за девочек. Мы со Стивеном, конечно, попытаемся уберечь их от внимания, но с таким же успехом можно попытаться удержать водопад. Мэри, возможно, справится со славой. Но вот Айрис вряд ли. Как бы там ни было, когда-нибудь Айрис и Мэри узнают все обо мне, о моих родителях и о том, как омерзительно их дедушка поступил с бабушкой. Все есть в интернете, включая ту дурацкую обложку журнала «Пипл». Им нужно только воспользоваться браузером.

Я лишь надеюсь, что, когда это время придет, мои девочки поймут: я пыталась быть лучшей матерью, чем моя. Понимаю, как ей было тяжело, когда мы ушли с болота. Она вернулась в мир, который все это время продолжал жить без нее. Дети, с которыми она ходила в школу, выросли, вступили в брак и обзавелись собственными детьми или вообще переехали куда-то. Трудно сказать, как сложилась бы ее судьба без той славы, которую принесло ей похищение. Наверное, закончив старшую школу, она вышла бы замуж, родила одного за другим двух или трех детей, жила бы в трейлере на заднем дворе у своих родителей или в чьей-нибудь брошенной хижине, мыла бы посуду, убирала в доме, готовила ужин и гладила белье, в то время как ее муж развозил бы пиццу или пилил лес. Если подумать, такая жизнь не особенно отличалась бы от ее жизни на болоте. Если это звучит слишком грубо, вспомните о том, что маме было всего двадцать восемь, когда она покинула болото. Она могла бы закончить учебу, вылепить из себя что-то. Я понимаю, что отец похитил ее в очень уязвимом возрасте. Знаю, как ужасно сказывается на детях жизнь в неволе. Плен тормозит их в тот самый момент, когда они должны повзрослеть эмоционально и интеллектуально. Я часто задумывалась о том, для кого на самом деле мама смастерила ту куклу на мой пятый день рождения, – для меня или для себя.

Но я тоже страдала. У меня не было друзей. Меня выгнали из школы. Дедушка и бабушка ненавидели меня или по крайней мере делали вид, что ненавидят, но я-то уж точно ненавидела их за то, как они обращались со мной. Я ненавидела маму за то, что она целыми днями сидела в своей спальне, и ненавидела отца за то, что он сделал с ней, что бы это ни было, из-за чего она стала бояться выходить из своей комнаты. Я думала о нем каждый день. Я скучала по нему. Любила его. Больше всего на свете я хотела, чтобы все снова стало так, как было до нашего ухода с болота. Не так, как в те безумные дни перед нашим побегом, а как в те дни, когда я была маленькой и по-настоящему счастливой – первый и последний раз в жизни.

Я поняла, что она никогда не станет матерью, в которой я так нуждалась, в тот день, когда обнаружила в ее постели мужчину. Я не знала, как долго они встречались. Возможно, это была их первая совместная ночь, а возможно, и сотая. Возможно, они любили друг друга. Возможно, она была готова наконец забыть прошлое. Даже если так, думаю, именно я положила этому конец.

Я оделась и поднялась наверх, потому что мне было нужно в ванную. В маминой комнате стояли две парные кровати, но после нескольких недель, которые мы вместе провели в ее детской, я была сыта близостью по горло и переехала на диван в подвале.

Дверь в ванную была заперта. Я решила, что мама там, и пошла в ее комнату, чтобы взять что-нибудь почитать в ожидании. Когда я была маленькой, мама очень много времени проводила в туалете за домом, поэтому я предполагала, что ждать придется долго. Тогда я считала, что причина в ее плохом самочувствии, но теперь понимаю, что туалет за домом был единственным местом на холме, где она могла побыть одна.

Я увидела мужчину, лежащего в маминой постели, и замерла в дверях. Одеяла были отброшены, он лежал голый, его голова покоилась на локте. Я поняла, чем они занимались. Любой четырнадцатилетний подросток понял бы. Когда ты живешь с матерью и отцом в тесной хижине и регулярно проводишь с ними время в бане без одежды, да еще и читаешь журналы «Нэшнл географик» с изображениями голых дикарей, если ты не полная идиотка, ты рано или поздно сообразишь, что означает скрип их кровати.

Когда мужчина увидел меня вместо матери, он тут же перестал улыбаться. Он быстро сел и прикрылся одеялом. Я прижала палец к губам, достала нож и опустилась на кровать напротив него, указав ножом на его хозяйство. Мужчина вскочил и поднял руки над головой так быстро, что я чуть не расхохоталась. Я махнула ножом на кучу одежды, лежащей на полу. Он покопался в ней, выудил рубашку, трусы, носки и брюки, подобрал ботинки и на цыпочках выскочил за дверь, не сказав ни слова. Все дело заняло меньше минуты. Когда мама увидела, что он ушел, она разрыдалась. Насколько я знаю, он никогда больше не возвращался.

После этого я стала строить планы побега. Когда я ушла с болота, я часто убегала в лес на всю ночь, если чувствовала себя так, как в тот раз, но теперь все было по-другому. Я все просчитала. Набила брезентовый мешок тем, что мне понадобится, чтобы оставаться в хижине все лето или даже дольше, затем пробралась к реке Такваменон и украла каноэ. Я думала, что буду понемногу рыбачить, охотиться, может быть, искать отца, да и просто наслаждаться тем, что можно побыть собой для разнообразия. Но помощник шерифа прибыл ко мне на следующий же день на патрульном катере. Я должна была догадаться, что пропавшее каноэ и пропавшая дикарка приведут прямо к нашей хижине.

Это был первый из моих многочисленных побегов. И в каком-то смысле можно сказать, что с тех пор я так и не остановилась.