Читать книгу "Игрушка белоглазого чу - Глеб Васильев"

Полежав час не сомкнув глаз, и уверившись в очередной раз, что горячего тбилисца хватит еще надолго, Пузырьков решил еще раз перечитать их совместное с Гешей детище. Так, освежить в памяти, может запятые какие поправить, ошибочки орфографические. Когда вернется Друзилкин, можно будет продвигаться дальше. Лёня взял со стола стопку исписанных листков, бережно погладил ее кончиками пальцев, и углубился в чтение. Подслеповатый вечер уступил место непроглядной ночи, скрипы и стоны давно стихли, сменившись разнообразными храпами и посапываниями. Пузырьков скользил по строчкам, внося мелкие незначительные корректировки. Общая картина нарождающегося произведения радовала молодого человека красками и специфической атмосферой, а так же значительностью собственного вклада. Чехов устами доктора Дорна говорил «В произведении должна быть ясная, определенная мысль. Вы должны знать, для чего пишете, иначе, если пойдете по этой живописной дороге без определенной цели, то вы заблудитесь и ваш талант погубит вас». «Так то оно, конечно, так…» – параллельно неспешному чтению, думал Лёня, – «Идея проста и ясна – что лучше, быть бездушным бревном или одухотворенным злодеем. Нет, пожалуй, не так – энциклопедия мелкой жизни с детализацией ее ничтожности. Что с одной душой, что с двумя или даже без единой – один черт будешь всю жизнь крутиться как козел на привязи, только длина веревочки у всех разная. Тоже не совсем точно. Быть может, это просто комедия положений, беллетристика без глубинного смысла? Сложно определиться, пока до конца не сочинили. Значит ли это, что мы с Гешей идем без цели? Вздор! Если мысль одинаково ясна всем и каждому с первого раза, ни шагу влево или вправо, значит, написал ты не литературное произведение, а азбуку или таблицу умножения. Что ж, ошибался Антон Павлович? Или, как знать, имел в виду…». Плавное течение Лёниных мыслей резко остановилось, чтобы тут же Ниагарским водопадом хлынуть с обрыва в бездну – когда в стопке оставалось не больше пяти-шести листков, он с удивлением и необъяснимым ужасом понял, что главы, которую он только что начал читать, раньше не было. Они с Гешей этим утром остановились на том моменте, когда к Шайморданову пришли Пузднецов и Беструссо. Жене разглагольствует о вере и науке, Руслан думает о душе, Пузднецов спит в подушках. Из ванной комнаты возвращается Петухова, взбрыкивает и бьет Руслана по голове бронзовой статуэткой Ганеша. Шайморданов теряет сознание. Все, точка. После этого Друзилкин отправился на добычу денег, а он, Пузырьков, целый день валял дурака, к тексту и близко не подходил, пока не решил его перечитать. Откуда тогда взялась еще целая глава? Лёня ущипнул себя, думая проснуться от странного кошмара – не страшного, но жутко пугающего. Ничего не изменилось – листки с неизвестным продолжением, как ни в чем не бывало, лежали себе под самым Лёниным носом. Мог ли Геша написать главу раньше и втихаря подсунуть ее в стопку? Пузырьков прочитал несколько абзацев и отказался от этой версии – повествование продолжалось ровно с того места, на котором оканчивалась предыдущая глава. Дыра в транс-временном континууме и несколько листов бумаги случайно оказались в прошлом? В невероятное Лёня консервативно предпочитал не верить. Но бумажки-то вот они! Хочешь, читай их, дотрагивайся руками, нюхай, изучай на просвет. Да хоть порви их – никто не узнает. По спине Лёни слизнем проползла капелька холодного пота. Повода для паники не было, но Пузырьков натурально запаниковал. Сличение почерков никакого ощутимого результата не дало – его каракули походили на Гешины, как братья близнецы, да и писали они одной и той же ручкой по очереди. Почерк новоявленной главы из общей массы исписанных страниц не выделялся ничем. Бывает ли такое, что люди пишут в состоянии забытья и потом не могут вспомнить ни слова, даже самого факта написания чего-либо не помнят? Наверное, бывает. Но Лёня, к своему сожалению, сумел восстановить в памяти минувший день чуть ли не по минутам. Действительно, взять бумажки, да порвать. Нет, лучше сжечь – так надежнее. А пепел развеять – бумага все стерпит. Пузырьков припомнил, как Геша самодовольно спекулировал цитатой «рукописи не горят» и чуть не заплакал. Все дурные предчувствия, злобными муравьями грызшие Лёнину душу, разрешились сами собой. Теперь он был уверен, что нечто ужасное не должно произойти, а уже происходит в эту самую минуту. И не с кем-то, а именно с ним. Сумасшествие? Вдруг, покажи он эти страницы кому-нибудь, тот скажет, что они девственно чисты и покрутит пальцем у виска? Какая разница! Для Лёни буквы и слагающиеся из них слова были такими же реальными, как он сам. Вот когда появится сомнение в собственной реальности, тогда и пора будет в дурку собираться. Безуспешно пытаясь убедить себя в том, что ничего страшного по сути не случилось, Лёня взъерошил волосы дрожащей пятерней и собрал всю волю в кулак. Он решил прочитать то, что пугало его до потери пульса. В конце концов, шептал Лёня спасительную мантру, это же всего-навсего наша с Гешей повесть. Что в ней может быть опасного? В ней и в ее продолжении, написанном Бог весть кем, где и когда…

Первые четыре из пяти страниц дьявольской главы Лёню немного успокоили. Содержание, стиль и язык вполне соответствовали настроению ранее написанного. В том же ключе соавторы и сами могли сочинить продолжение, что, скорее всего и сделали бы прямо сегодня, не отлучись Друзилкин на заработки. Точнее, не обзови Лёня своего друга приживалой и не укажи ему на порог. «Эх, Геша, Геша. Где-то ты теперь?» – тоскливо вздохнул Пузырьков и продолжил чтение. Пятая страница пришлась Лёне ударом под дых и заставила вмиг забыть о беспокойстве за припозднившегося друга. Читая строчку за строчкой, Пузырьков холодел, чувствуя, как волосы дыбом встают на его голове. В результате остроумной идеи Шайморданова – с двумя холодильниками и вызовом скорой помощи, трагически и нелепо погибла Валя Петухова. Упала лицом на осколок бутылки, которую сама же и разбила. С садистским удовольствием неизвестный описал изуродованное лицо мертвой девушки. Женевьева в квартире Руслана оказалась как в западне, не смогла ни вызволить Шайморданова с Пузднецовым, ни позвать на помощь. Руслан и Илья замерзли, как две свиные туши в рефрижераторе. Жене, судя по всему, помрачилась рассудком и нанизала себя на меч, придуманный Гешей для прошлой главы.

Но ведь Геша выдумал этот сумасшедший артефакт хохмы ради! Это ведь смешно – меч с рукоятью из моржового хрена! Липкий холодный пот затек Лёне под веки, глаза невыносимо защипало. Утирая тыльной стороной ладони и пытаясь сморгнуть проступившие слезы и пот, Пузырьков внезапно рассердился. «Как можно было так бездарно угробить двух основных и двух второстепенных персонаже! И что, на этом все? Конец? Потолкались, потерлись жопами и сыграли в ящик?! А забавная француженка марокканского происхождения, сексуальная, добрая и безотказная, чуточку глуповатая и наивная? Разве она должна была почувствовать на себе ответственность за смерть трех мало знакомых людей? Возможно ли, что персонаж с откровенно комической фамилией Беструссо поскользнется в луже теплой крови, вывернет лодыжку, сойдет с ума и бросится на какой-то херов меч?! Валя Петухова – для того ли мы придумывали тонкости их отношений с Русланом, такой типичный, но неповторимый индивидуальный характер, чтобы она, как пьяный бомж, напоролась на розочку? Нет! Нет! И еще тысячу раз нет! Нужно быть идиотом, мудаком конченым, а не писателем, чтобы такую кровавую баню – концовочку после всего устроить! Да даже если бы мне просто надоело писать, я бы лучше бросил на середине, чем так вот! Я с таким концом не согласен. И Геша никогда в жизни бы не согласился. Почему бы тогда было не убить Пузднецова сразу же, в первой главе! А Шайморданова вообще прописать мертворожденным! На Валю и Жене хуй забить, даже не упоминать их – отличная бы повесть получилась в двух предложениях» – ярость Лёни была настолько сильной, что он почти забыл о таинственном происхождении возмутившего его текста. Страх немного ослабил хватку, пот и слезы на лице Пузырькова высохли от жара праведного гнева. Собираясь порвать кощунственную писанину, Лёня заметил, что смертью Жене глава не заканчивается – поверх белизны бумаги синеет еще один абзац. Не понимая, как и почему, Лёня вновь оказался с ног до головы мокрым от ледяного пота. От злобной уверенности не осталось и следа, когти безотчетного ужаса опять сомкнулись не его горле, едва позволяя дышать.