Читать книгу "Уилл Грейсон, Уилл Грейсон - Джон Майкл Грин"

– Ладно, что за пять причин? – интересуюсь я.

– Во-первых, я вчера в районе одиннадцати закончил отбор актеров, пока по «Скайпу» с Уиллом Грейсоном общался. Он мне ассистировал. Я изображал всех потенциальных кандидатов, а он помогал мне выбирать, кто наименее ужасен.

– Другой Уилл Грейсон, – поправляю я.

– Во-вторых, – говорит Тайни дальше, словно не услышал замечание, – вскоре после этого Уилл ушел спать. А я сижу себе и думаю: мы с ним познакомились восемь дней назад, а у меня еще ни разу в жизни не было такого, чтобы целых восемь дней длились взаимные чувства, если не считать отношений с Бетани Кин в третьем классе, а считать их, ясное дело, нельзя, потому что она девчонка. В-третьих, я продолжил думать об этом, лежа в постели и глядя в потолок, и увидел на нем звезды, которые мы наклеили классе в шестом. Ты помнишь? Звезды, которые светятся в темноте, с кометами и всеми делами?

Я киваю, но Тайни на меня не смотрит, хотя мы только что остановились на светофоре.

– Ну и вот, – продолжает он, – смотрю я на звезды, а они тускнеют, потому что уже несколько минут прошло после того как я свет выключил, и тут произошло ослепительное духовное озарение. Вот о чем «Танцор Тайни»? То есть тема какая, Грейсон? Ты же читал.

Я предполагаю, что вопрос, как обычно, риторический, и молчу, жду, когда он снова примется разглагольствовать, потому что, как мне ни больно это признавать, есть что-то даже восхитительное в разглагольствованиях Тайни, особенно когда мы едем по тихой улице, а я еще наполовину сплю. Я получаю какое-то едва заметное удовольствие от самого того факта, что он говорит, хотя и корю себя за это. Есть что-то в его голосе, не в модуляции, не в быстрой накофеиненной артикуляции, а в самом голосе – в том, какой он знакомый, наверное, а еще в его неистощимости.

Но какое-то время Тайни молчит, так что до меня доходит, что он все же ждет ответа. Но я не знаю, что он хочет услышать, так что в итоге говорю правду.

– О Тайни Купере.

– Вот именно! – выкрикивает он, долбанув по рулю. – А ведь великие мюзиклы – они не об отдельных людях, по большому-то счету. Вот в чем проблема. Главный недостаток пьесы. Она не о терпимости, не о понимании, не о любви и не о чем таком. Она обо мне. И вроде ничего против себя я не имею. Я все же довольно прекрасен. Разве нет?

– Ты просто столп прекрасности в нашем сообществе, – отвечаю я.

– Да, именно, – улыбается он, но трудно сказать, сколько в этом шутливости.

Мы уже подъезжаем к школе, тут все как вымерло, даже на учительской стоянке нет ни одной машины. Тайни паркуется на обычном месте, достает рюкзак с заднего сиденья, вылезает и идет куда-то через пустую площадку. Я за ним.

– В-четвертых, – продолжает он, – так я понял, что вопреки моей великой и ужасной прекрасности, пьеса должна быть не обо мне. А о чем-то даже более прекрасном: о любви. Многокрасочной и многовеликолепной любви, похожей на разноцветный плащ снов, во всем ее многогранном величии. Так что тексты надо было переработать. И переименовать. Поэтому я всю ночь не спал. Переписывал как безумный, создавая новый мюзикл под названием «Обними меня покрепче». Понадобится больше декораций, чем предполагалось раньше. И! И! Еще больше голосов в хоре. Чтобы его песня была, как стена, блин, понимаешь?

– Ага, ясно. А пятое что?

– А, да. – Тайни вращает плечом, чтобы снять лямку, и перевешивает рюкзак на грудь. Расстегивает передний карман и, порывшись в нем немного, извлекает розу, сделанную целиком из зеленого скотча. И отдает ее мне. – Когда у меня стресс, – поясняет он, – хочется руки чем-то занять. Так. Ладно. Я пойду в актовый зал, размечу кое-какие сцены, чтобы посмотреть, как это выглядит вживую.

Я останавливаюсь.

– Мне тебе помочь или как?

Он качает головой:

– Грейсон, не обижайся, но ты насколько осведомлен в театральном деле?

И уходит. Мне хочется защищаться, но в итоге я бегу вслед за ним по школьной лестнице, потому что у меня остался один животрепещущий вопрос.

– Так зачем ты меня в пять сорок три разбудил?

Теперь Тайни ко мне поворачивается. Когда он вот так надо мной возвышается, невозможно не замечать его громадности. Он расправил плечи, и я за ним школы практически не вижу, при этом его тело представляет собой скопище крошечных треморов. Глаза распахнуты неестественно широко, как у зомби.

– Ну мне же надо было кому-то все это рассказать.

На минуту задумавшись, я иду за ним в актовый зал. В течение следующего часа я наблюдаю за тем, как Тайни бегает по залу как буйнопомешанный, бормоча что-то себе под нос. Он клеит липкую ленту на пол, размечая свои воображаемые сцены; делает на ускоренном воспроизведении пируэты, напевая; то и дело выкрикивает: «Тайни не главный! Главное – любовь!» Через некоторое время начинают собираться ребята, у которых на первом уроке драм-кружок, так что нам приходится уходить на математику, где Тайни в очередной раз демонстрирует чудо втискивания большого человека за маленькую парту, я традиционно восхищаюсь, дальше все скучно, а за обедом я сижу с Гэри, Ником и Тайни, который снова рассказывает о своем ослепительном духовном озарении так, что возникает ощущение – хотя я ничего против него не имею, – что он все же не совсем полностью проникся мыслью, что он – не ось Земная.

– А где Джейн? – спрашиваю я у Гэри через какое-то время.

– Болеет, – отвечает он.

– Заболевание называется «Я решила провести день со своим парнем в ботаническом саду», – добавляет Ник, и Гэри бросает на него недовольный взгляд.

Тайни быстренько меняет тему, я до самого конца обеда стараюсь смеяться впопад, но никого не слушаю.

Я знаю, что она встречается с Засранцем МакВатерполо, и знаю, что когда ты с кем-то встречаешься, это подразумевает идиотские развлечения вроде походов по ботаническим садам, но, несмотря на все это знание, которое должно бы меня защищать, я все равно до конца дня чувствую себя дерьмово. «Когда-нибудь, – заверяю я сам себя, – ты научишься по-настоящему молчать и ни из-за кого не париться». А до тех пор… ну, до тех пор надо дышать поглубже, а то такое чувство, что меня ударили в живот. Хоть я теперь и не плачу, мне сейчас гораздо хуже, чем после мультфильма «Все псы попадают в рай».

После школы я звоню Тайни, но он не отвечает, так что я отправляю эсэмэску. «Оригинальный Уилл Грейсон просит вас соизволить ему позвонить, когда представится возможность». Звонит он только в полдесятого. Я в это время сижу на диване и смотрю тупую романтическую комедию вместе с родителями. Кофейный столик заставлен настоящими тарелками с ужином из китайского ресторана, чтобы типа выглядело по-домашнему. Папа засыпает, как и всегда, когда не работает. Мама подсела ко мне ближе, чем мне кажется необходимо.

Во время фильма я постоянно думаю о том, как бы мне хотелось оказаться с Джейн в ботаническом саду. Мы бы просто гуляли там по дорожкам, она в своей толстовке, а я бы прикалывался над латинскими названиями растений, она сказала бы, что ficaria verna – отличное название для нердкор хип-хоперской группы, которая читает свой рэп строго на-латыни и так далее. Я прямо все так живо воображаю, и это доводит меня до отчаяния чуть не настолько, чтобы пожаловаться маме, но это приведет лишь к тому, что она будет задавать вопросы о Джейн ближайшие лет семь-десять. Я родителям так мало рассказываю о своей личной жизни, что они в каждую крупицу вцепляются на века. Я бы вообще предпочел, чтобы они получше скрывали свое желание, чтобы у меня были кучи друзей и девушек.