Читать книгу "Твое имя - Эстер И"

имя таким функциональным способом. Из тех сотен раз, что я произносила его имя раньше, я ни разу не обращалась к нему напрямую, не говоря уже о том, чтобы грубо потребовать его внимания. Этот слог всегда подходил к моим губам как задумчивый вздох.

– Что ты готовишь? – спросила я.

– Ничего, – ответил он. – Просто хотел попробовать, каково это – готовить.

У кухонного стола были два стула, расположенные перпендикулярно друг другу, словно пара, которая предпочитала близости своих тел прямой взгляд на лица друг друга, только что закончила трапезу. Мы с Муном сели.

– Чем я могу помочь вам, мисс Осеол? – спросил он.

Я положила блокнот на стол, перевернула обложку и пододвинула к нему.

– Мне бы хотелось, чтобы ты прочитал кое-что, что я написала.

– Но это на английском. – Он вглядывался в первую страницу.

– Тебе необязательно понимать каждое слово. Самое главное – уловить общую идею. Не торопись, я могу подождать.

К моей большой радости, он взял блокнот и начал читать вслух. Мне нравилась игривость его акцента; казалось, его невозможно исправить. Он сделал паузу, когда наткнулся на слово «Т/И». Он попытался произнести его как «ти», но тут же передумал, остановившись вместо этого на «ТэИ». Каждый раз, когда он произносил аббревиатуру, я все сильнее осознавала себя в этом звуке – хрипловатую несущественность «Т», которая застревала в горле из-за плотности «И». Казалось, он спрашивал «зачем»[13] мое существование, «почему» я была той, кем я была.

Он перевернул страницу и продолжил чтение. Но, когда персонаж Мун появился на автобусной остановке, он оборвался на полуслове.

– Вы написали рассказ обо мне, – сказал он.

– Да, – ответила я. – Пожалуйста, продолжай читать.

Но он вернулся к первой странице и начал сначала. На этот раз он нетерпеливо читал себе под нос. Если раньше он читал вслух из инстинктивного желания понравиться, то теперь он читал, чтобы понять. Иногда он заговаривал, чтобы спросить, что означает то или иное слово. Он предположил, что Т/И означает «Да/нет»[14], полагая, что косая черта предполагает раздробленное самоощущение главного героя. Когда я пояснила, что это означает «Твое имя», он только еще больше запутался.

– Если я должен заменить Т/И своим собственным именем, то это история о том, как я взаимодействую сам с собой? – спросил он. – И чем же я, по-вашему, похож на философа? Я ничего не смыслю в философии.

Мун уже углубился в историю на несколько страниц. Всякий раз, когда появлялся его тезка, его глаза вспыхивали удовольствием и подозрением.

– Кто более реалистичен – я или он? – спрашивал Мун. – Кто ведет жизнь самозванца? – Он продолжал ждать, когда рассказ «поймет его правильно», как будто это докажет, что он верно преподнес себя публике.

Тогда он был бы уверен, что тот, кем он был снаружи, подтверждает то, кем он был внутри. Но каждый раз, когда в рассказе появлялось точное описание, он, казалось, возмущался тем фактом, что кто-то мог так хорошо его знать. В общем, персонаж все делал неправильно.

Он дочитал до сцены, где девушка голышом катается на велосипеде по берлинской улице, специально падает с него и скользит по асфальту. Она добавляет гной из своего истерзанного тела, когда готовит самые вкусные блюда в жизни Муна. Это было в начале их знакомства.

Мун застонал от отвращения.

– Не принимай это так близко к сердцу, – попросила я. Но я не была уверена, что именно его взволновало – то, что сделала Т/И, или то, что съел Мун.

После этого Мун перестал читать. Он постучал пальцами по блокноту, затем вернул его мне.

– Это, похоже, интересный рассказ.

Прозвучало так, как будто он слышал о нем от кого-то другого.

– Ты едва дочитал первую главу, – заметила я. – Пожалуйста, прочти до конца. Мне так много нужно тебе сказать. Но слова бесполезны, я слишком много и быстро говорю. Эта история – мой способ сказать все сразу. Поняв ее, ты увидишь, что я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, и что я люблю тебя чистым сердцем.

Мун внимательно разглядывал меня.

– Я все еще не могу понять, откуда ваш акцент, – медленно произнес он. – Он звучит беззаботно, как будто вы шутите. Но то, что вы говорите, никогда не бывает смешным. Эта странная официальность вашего тона… Да, я знаю, в чем дело: вы говорите по-корейски как диктор новостей из прошлого десятилетия. И все же вы коверкаете произношение самых простых слов. Вас кто-то послал? Компания, правительство? Нет, я не могу себе представить, чтобы кто-либо направил вас в качестве своего представителя. Я даже представить себе не могу, что вы чья-то дочь. Когда я впервые вас увидел, я подумал: какой странно невнятный человек… словно окно, покрытое пылью…

– Я не чужая. Ты меня знаешь. Все твои фото, видео, сообщения – они были для меня. Не делай такое лицо, это правда. Ты не мог знать этого в то время, так как не знал, кто я такая, но тебе и не нужно было этого знать. Наша связь была еще до нас. Я потратила всю свою жизнь, тренируя себя испытывать те чувства, которые испытываю к тебе. Мое восприятие было создано, чтобы идеально подходить под особенности твоей личности.

– Я уже слышал все это раньше, – сказал он.

– Это не может быть правдой, – раздраженно ответила я. – Никто не думает так, как я. Посмотри. Пять месяцев назад я была в Германии и смотрела твои видео. Теперь я здесь. Но я чувствую себя дальше от тебя, чем когда-либо. Я скучаю по тебе не потому, что люблю тебя. Я люблю тебя, потому что скучаю по тебе. Раньше я любила пустой экран своего компьютера только за то, что в нем можно было увидеть тебя.

Лицо Муна не выражало ни замешательства, ни понимания.

– Германия, – повторил он.

– Это не имеет значения. Не важно, откуда я. Я отдаю всю себя, чтобы познать тебя. Познать тебя – самая серьезная задача в моей жизни. Я люблю мир, который ненавижу, просто потому, что в нем есть ты. Когда я смотрю, как ты танцуешь, у меня на глаза наворачиваются слезы. Но я никогда не плачу по-настоящему. Это больше похоже на то, что слезы расширяют мои глаза, и я могу видеть по-другому. Кто-то сказал бы «плохо», но я с ними совершенно не согласна. Ты для меня не объект. Ты не игрушка. Все как раз наоборот. Ты слишком реален для меня. Я так часто на тебя смотрела. На самом деле, это пугает, потому что я