Читать книгу "The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри - Лэнгторн Марк"

Затем EMI попытались заставить Queen выпустить „You’re My Best Friend“ в качестве первого сингла альбома, но группа снова отказалась и была единодушна в своем решении. Однако продюсер записи Рой Томас Бейкер не возражал против выпуска „Bohemian Rhapsody“ в качестве сингла: «Я говорил себе, что раньше были „MacArthur Park“ Ричарда Харриса и „Eloise“ Барри Райана, которые тоже были очень длинными. Это убедило меня в том, что, наверное, пришло время выпустить длинную песню и не бояться последствий»[239].

Когда альбом был завершен, журналистам и музыкальным критикам было предложено прослушать весь альбом „A Night At The Opera“. Среди них был Пол Гамбаччини, и он, как и Джон Рид, и Фредди Меркьюри, не заблуждался по поводу неформатного трека в альбоме после того, как он его услышал: «Итак, они прослушали альбом, – вспоминает Гамбаччини, – а в те дни все слушали очень внимательно. Не так, как в XXI веке, когда люди еще и болтают. И когда играла композиция „You’re My Best Friend“, все подумали – о, это и есть хит-сингл, все ясно, а теперь давайте просто послушаем остаток альбома. И, конечно, „Bohemian Rhapsody“ была последним треком на второй стороне, поэтому никто не ожидал такой ядерной бомбы в конце записи. Она явно выделялась на фоне остальных песен альбома. Но все же потребовался Кенни [Эверетт], чтобы ее продвинуть и сделать хитом»[240].

В 1975 году 31-летний Кенни Эверетт вел на радио Capitol шоу, в котором удачно сочетались блестящая находчивость с беспрестанной грубостью, что привлекало большую и преданную аудиторию. Уволенный 5 лет назад с Radio 1 за обсуждение в прямом эфире жены министра транспорта, он был известен как «несносный ребенок» британского поп-радио. Эверетт был другом Фредди Меркьюри и так же скрывал свою сексуальную ориентацию. Заклейменный как несчастный гений, он женился на спиритуалистке с прозвищем Кристал Клир, подавляя свою гомосексуальность до каминг-аута в 1985 году, когда он развелся с женой и переехал жить к бывшему солдату Красной Армии Николаю Гришановичу и испанскому официанту по имени Пепе Флорес.

Эверетт был поклонником Queen почти с самого начала. Во Фредди он видел родственную душу – они оба были геями и скрывали это от окружающих, их музыкальные вкусы были схожими, а новые технологии производства и студийной записи вызывали у них одинаковый энтузиазм. В результате их дружба окрепла, и после первого прослушивания „A Night At The Opera“ руководителями компаний и диджеями Фредди поговорил с Эвереттом. Он рассказал ему о резком негативе по отношению к выпуску записи и своих сомнениях, а Эверетт, в свою очередь, попытался переубедить его. «Это все равн, о что Моцарт задавался бы вопросом, будет ли его следующий концерт хорошим, – вспоминал Эверетт, – когда понятно, что это было просто гениально»[241].

Получив копию записи, а вместе с ней строгие инструкции не пускать ее в эфир, как-то на выходных Эверетт начал дразнить свою аудиторию, проигрывая фрагменты на своем радиошоу. Затем он наконец поставил всю песню, и в течение двух дней он прокрутил ее всего 14 раз. Почти сразу же на радио Capitol посыпались звонки от людей, требующих сообщить, где они могут достать запись, а приемная осаждалась посетителями, желающие купить запись прямо на месте. Это было просто вавилонское столпотворение. Но пластинка еще даже не была отпечатана, не говоря уже о релизе.

«Тем временем Джон Рид встретился с EMI Records, и они просто начали выпуск сингла, – вспоминает Рой Томас Бейкер. – В те же выходные, когда Эверетт играл эту песню, появился парень по имени Пол Дрю, который заправлял радиостанциями RKO в Штатах. Он был в Лондоне и услышал композицию по радио. Ему удалось достать копию записи, и он запустил ее в эфир в США, что подтолкнуло к действиям американского лейбла Elektra, выпускающего Queen. Это была странная ситуация, когда на радио по обе стороны Атлантики с огромным успехом звучала запись, у которой, по словам звукозаписывающих компаний, не было шанса попасть в эфир!»[242].

Тридцать первого октября 1975 года „Bohemian Rhapsody“ была наконец выпущена в Великобритании. Она вошла в британские чарты под номером 47. Спустя неделю она передвинулась на 17-е место, а на следующей неделе попала в первую десятку под номером 9.

Предвидя потенциальную возможность выступления в передаче Top of the Pops, Queen задавались вопросом, как вообще можно исполнить такую песню – с оперным фрагментом в самой середине – в телевизионных студиях «Би-би-си», не говоря уже о крупном британском турне. И они решили сделать то, что откроет новую страницу в шоу-бизнесе: видеоклип. Съемки клипа заняли всего три часа, но стоили 4500 фунтов – целое состояние в то время, когда музыкальные видеоролики обычно стоили в районе 600 фунтов[243].

Двадцать пятого ноября 1975 года „Bohemian Rhapsody“ стала песней номер один в Великобритании. Трансляция видеоклипа в программе Top of the Pops оживила песню, и все мнения о том, что шестиминутная песня никогда не будут играть на радио, были окончательно разрушены. Несмотря на неоднозначную реакцию критиков, она продержалась на первом месте в течение девяти недель и принесла Фредди еще одну премию Айвора Новелло, а вместе с ней и первый платиновый диск группы. На той же неделе, когда „Bohemian Rhapsody“ попала на первое место среди синглов, вышел альбом Queen „A Night At The Opera“. Он также занимал первое место в течение четырех недель, а продажи достигли более чем 12 млн копий по всему миру, заняв 4-е место в США.

Для многих „A Night At The Opera“ – знаковый альбом Queen. «Это был очень важный для нас альбом, и в него вошли самые сильные песни, – сказал Фредди. – Я знал, что он станет нашим лучшим альбомом. Я был очень доволен той оперной штукой. Я хотел создать шокирующий вокал. И тогда мы сделали альбом, который, давайте посмотрим правде в глаза, для многих людей был уже за гранью. Но мы именно этого хотели. Мы хотели поэкспериментировать со звуком, и иногда мы пользовались тремя студиями одновременно. Фактически запись всего альбома заняла четыре месяца. Одна лишь песня Брайана „The Prophet’s Song“ записывалась где-то две с половиной или три недели. Было так много песен, которые мы хотели сделать. И также хорошо было для разнообразия иметь короткие композиции. У нас было столько свободы, сколько мы хотели, и она была настолько разнообразной, что мы могли позволить себе впасть в крайности»[244].