Читать книгу "The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри - Лэнгторн Марк"

Queen начали записывать песню в трех студиях в Уэльсе. Позже они перебрались в Лондон, чтобы работать над сложными вокальными аранжировками и многослойными гитарными партиями. «Первая половина, или балладная часть, была выполнена с использованием фортепиано, ударных и баса – привычный процесс, – вспоминает Рой Томас Бейкер. – Мы тогда не приступали к оперному фрагменту. Мы просто оставили про запас 30-секундный отрезок ленты на катушке, даже не зная, сможем ли мы его заполнить. Затем был записан конец рок-секции как отдельная песня, так как мы обычно записывали громкий рок. Основная сложность была в том, что даже в конце было много вокала (часть со всеми этими „Ooh yeah, ooh yeah“), так что нам пришлось записать основную фонограмму ударных, баса, гитары и фортепиано, а затем сделать бэк-вокал без ведущего вокала. Это был необычный способ, потому что ведущий вокал обычно задает исполнение фонового вокала. Но, если бы мы не пошли этим путем, нам просто не хватило бы треков для записи такого количества бэк-вокала»[230].

Покончив с записью начального и конечного фрагмента песни, пусть даже и не до конца, процесс записи переключился на более сложную центральную оперную часть. «Это был первый случай, когда оперная часть встраивалась в поп-запись, не говоря уже о первом месте в хитах, – говорит Рой Томас Бейкер. – Это правда было очень необычно, и изначально мы планировали добавить просто парочку „Галилеев“. Но на месте в студии все очень меняется, и эта композиция становилась все длиннее и сложнее. Начальный фрагмент был практически безупречен, как, впрочем, и конечный, хотя мы, конечно, приукрасили его гитарами и множеством наложенных партий. Но в оперной части не осталось почти ничего от первоначальной идеи, потому что мы постоянно что-то в ней меняли и добавляли»[231].

„Bohemian Rhapsody“ записывалась три недели, тогда как большинство групп середины 1970-х годов за это время могли записать целый альбом, и большая часть этого времени была потрачена на центральную оперную часть. В течение нескольких дней, работая по десять-двенадцать часов, группа сделала почти 200 наложений вокальных партий, чтобы создать целый хор. Роджер обеспечивал верхнюю часть диапазона, Брайан взял на себя его нижнюю часть, а Фредди, с его невероятно мощным голосом, внес свой вклад как в среднюю, так и в нижнюю части диапазона. Джон же во время записи вокала решил отсидеться в стороне, так как не был уверен в своем голосе.

«Оперная часть все разрасталась, и мы продолжали склеивать пленку в огромные ленты на катушке, – вспоминает Рой Томас Бейкер. – Каждый раз, когда Фредди выдумывал очередного „Галилео“, я должен был добавить еще кусочек ленты на катушку, которая начинала выглядеть как скачущая галопом зебра! Так продолжалось в течение трех-четырех дней, пока мы решали, какова будет длина этой части»[232].

Завершив запись вокала и фонограмм с фортепиано, бас-гитарой и ударными, Queen вернулись в Лондон, чтобы добавить гитарные элементы и смикшировать сложные вокальные партии. Они заночевали в студии SARM Studios вместе с Роем Томом Бейкером и студийными инженерами Майком Стоуном и Гэри Лэнганом. У SARM было 24-дорожечное звукозаписывающее оборудование, для того времени чрезвычайно продвинутое. Это была идеальная среда для Фредди, наблюдавшего за завершением своего шедевра.

«Именно тогда технологии и Фредди нашли друг друга, – говорит Лэнган, – потому что с такими средствами он мог, наконец, показать все свое величие. Когда появилась 24-дорожечная запись, для него будто взошло солнце: он мог использовать мультиканальную запись, чтобы создавать весь этот вокал»[233].

Когда песня наконец была завершена, пришло время для ее прослушивания в студии. Процесс записи был настолько технически сложным, что никто не был полностью уверен в конечном результате. Гэри Лэнган хорошо помнит этот момент: «Я стоял в глубине комнаты, и у меня просто отпала челюсть. Я никогда не слышал, не чувствовал и не видел ничего подобного. Это было просто потрясающе. Было ясно, что эта композиция обречена на большой успех. В ней было столько гениальности»[234].

Песня производила настолько хорошее впечатление, что, по мнению большинства участников группы, „Bohemian Rhapsody“ нужно было выпустить в качестве первого сингла альбома „A Night At The Opera“. Но в то время радиостанции обычно ограничивались проигрыванием синглов с классической трехминутной длины. „Bohemian Rhapsody“ же была почти вдвое больше, и без радиоэфира шансы песни стать хитом были минимальными.

«У нас были мысли, что, наверное, нужно порезать запись даже для выпуска в Англии, но мы переслушивали ее снова и снова и не могли ничего выкинуть, – вспоминает басист Джон Дикон. – Мы перепробовали несколько вариантов, но при монтаже теряется часть песни, поэтому нам пришлось оставить все как есть»[235].

«Было много разговоров о том, чтобы сократить ее до приемлемого для эфира времени, но мы были непреклонны в том, что хитом она будет только в своей полноте, – сказал Фредди. – Мы шли на компромиссы раньше, но резать песню – увольте! Как же можно, если это навредит песне? Они хотели обрубить ее до трех минут, но я сказал: „Ни в коем случае! Либо все останется как есть, либо она вообще не выйдет в эфир. Или так, или забудьте!“ Либо это обернулось бы полным провалом, либо люди послушали бы ее и купили, и тогда она стала бы большим хитом»[236].

Другие сомневались, стоит ли выпускать композицию в качестве сингла, вспоминает Джон Рид, в то время менеджер Queen: «Я был погружен в прослушивание записей в студии и не был связан с группой на этом этапе. Меня завораживало, как они накладывали музыку слой за слоем, слой за слоем. Когда они закончили, они проиграли ее для меня, и я был поражен. Поэтому я взял копию „Bohemian Rhapsody“, чтобы дать послушать нескольким людям, одним из которых был Элтон [Джон]. Он сказал: „Никто никогда это не поставит, дорогой, такого не бывает“»[237].

Звукозаписывающая компания EMI также считала, что группа сошла с ума, думая выпускать „Bohemian Rhapsody“ в полном виде, даже не прослушав ее. «EMI сказали, что мы должны ее сократить, но мы не отступали», – вспоминает Рид[238].