Читать книгу "В объятиях заката - Сандра Браун"

— Ты все же постарайся, чтобы он не плакал так долго — подойди, посмотри, что с ним.

— Думаешь, я оставила бы так его плакать, если бы не знала, что с ним все в порядке?

Росс сложил полотенце и надел шляпу.

— Твое дело, первое и главное — о нем заботиться. Или ты забыла, ради чего меня заставили взять тебя в жены? — Он зашагал в направлении временного загона.

— Скотина! — прошипела Лидия сквозь зубы.

— Может, и так, — раздался позади нее голос Ма. (Лидия обернулась — она не думала, что кто-то ее услышал.) — И чуть что — кипятится, как чайник. Но каков бы он ни был, он ведет себя странно — и чем дальше, тем больше. Вот, например, когда переправлялись через реку: я в жизни не видела, чтобы кто-нибудь так перепугался, как он, когда ему сказали, что с тобой что-то неладно. А когда вышел из фургона, вид у него был — как будто обухом промеж глаз дали. — Она проводила взглядом скрывшуюся меж деревьев фигуру Росса. — Интересно, и чего он так мается? Ну, давай кормить нашего малыша.

В первый день расписание сработало превосходно — тем более что Росс почти все время был занят. С вечерней бутылкой оказалось сложнее. Лидии пришлось повернуться к нему спиной и расстегнуть блузку, как будто она дает Ли грудь, а затем осторожно вытащить заранее припрятанную бутылку. Росс, правда, ровным счетом ничего не заметил. Но утром Лидия поделилась с Ма новой заботой.

— А что вы говорите Норвудам?

— Сказала, что один из моих приболел, вот я и решила раздобыть для него свежего молочка.

— Но вам же приходится платить им, верно?

— Пара монет у меня найдется. Так что об этом не беспокойся. Отдашь потом, когда мистер Коулмэн все узнает.

Лидия вздрогнула.

— Нет, только не это.

— Но он ведь рано или поздно узнает, Лидия. Ты не сможешь притворяться все время.

— Да, но не сейчас, Ма, пожалуйста.

План их работал с успехом целую неделю.

После одного особенно трудного дневного перехода караван расположился лагерем на берегу небольшого ручья с прозрачной, точно хрусталь, ледяной водой. Росс беседовал за чашкой кофе со Скаутом, когда к фургону подошла Ма, неся в кармане фартука очередную бутылку.

— Пойдем прогуляемся, посидим у воды в тенечке.

Лидия с радостью согласилась с ее предложением. Западный Арканзас, по которому они сейчас ехали, был необычайно красив. Луга, покрытые пестрым ковром диких цветов, окаймляли зеленые рощи с густым подлеском. Дичь водилась в изобилии. Росс, сыновья Лэнгстонов или другие мужчины, кому выпадала очередь отправляться за провизией, редко возвращались с пустыми руками. Вечернее меню уже не отличалось однообразием. Проезжая какой-нибудь город, они неизменно посылали туда кого-нибудь — купить хлеба, картошки, иногда позволяя себе даже такую роскошь, как свежие яйца.

Наконец Ма и Лидия нашли большой дуб и уселись под тенью его ветвей в густую высокую траву. Лидия усадила Ли на руки и дала ему соску. К коровьему молоку Ли привык на удивление быстро — и с каждым днем щечки его становились все более круглыми.

Ма принялась рассказывать про одну из своих давних болячек — как ее беспокоит Бубба, который волочится за девчонкой Уоткинс. Лидия рассеянно слушала, но мысли ее были далеко. Поэтому, заметив позади Ма какое-то движение, она не сразу подняла взгляд, но тут же тело ее напряглось, как пружина: перед ней стоял Росс. Он смотрел на сына, и ярость, пылавшая в его зеленых глазах, словно пригвоздила Лидию к стволу дерева.

— Что это, черт побери, такое? — процедил он, указывая на соску.

— А на что это, по-вашему, похоже? Коровье молоко, — ответила Ма. — Лидия, дай-ка мне малыша. Я с ним сойду вниз, к речке, да спокойно его там докормлю, а то, боюсь, если он останется здесь, то наверняка начнет срыгивать.

Руки Лидии дрожали так, что она с трудом положила ребенка в протянутые руки Ма. Испуганный взгляд не отрывался от пылавшего яростью лица Росса. Его брови нахмурились так, что почти закрыли глаза. Прикушенная от гнева губа исчезла под усами; было видно, как играют под натянувшейся кожей мускулы.

— Почему ты кормишь Ли из бутылки?

Стараясь избежать его горящего взгляда, Лидия опустила глаза, нервно теребя побелевшими пальцами юбку.

— У меня пропало молоко, — ответила она едва слышно. Ругательство, сорвавшееся с его губ, заставило ее вздрогнуть.

— Когда? — отрывисто бросил он.

— Когда переправлялись через реку. Ма говорит…

— Больше недели?! — Его рычание спугнуло с веток дуба семейку соек, и они сердито на него зачирикали.

— Да.

— Прямо через день после свадьбы. — Он рассмеялся злым, ядовитым смехом.

Лидия взглянула на него и нервно облизнула губы.

— Через… несколько дней.

Облокотившись о ствол дерева, он взглянул вверх, в путаницу ветвей, как будто прося у небес ответа, за какой грех посылают они ему эти бесконечные несчастья.

— Значит, теперь я привязан к тебе — жене, мне на дух не нужной, а ты даже не способна делать единственное, ради чего я на тебе женился?

Это заставило Лидию вскочить на ноги.

— А тебе не приходило голову, что я тоже к тебе привязана?

— Это совсем не то.

— Совсем не то, уж конечно. Это черт знает во сколько раз хуже!

— Вот как? Да кому нужна жена, которая ругается, как торговка?

— А это я у тебя научилась!

Он предоставил ей шанс освоить еще несколько весьма цветистых оборотов, прежде чем спросил:

— А почему ты… твое… твое молоко… — При взгляде на ее грудь его вновь пробрала дрожь. Взяв себя в руки, он резко спросил: — Женщины кормят обычно долго. А с тобой что такое?

— Ничего.

— Да уж наверняка что-то — иначе бы у тебя до сих пор было молоко.

— Ма говорит, оно исчезло во время переправы. Потому что я испугалась, переволновалась и еще… — Ее голос дрогнул при воспоминании о тех минутах, что провели они тогда в фургоне.

Раздосадованный напоминанием о том, что он безуспешно пытался забыть целую неделю, он отвернулся, чтобы не смотреть на нее. Он не хотел видеть ее глаза — он так хорошо помнил, как смотрели они на него до и после того поцелуя. Не хотел видеть ее волосы, рыжим пламенем окружавшие голову, он помнил, как гладили их его пальцы. Ее рот — потому что даже сейчас он чувствовал его вкус. Старался не смотреть на лиф ее платья — потому что помнил, каким мягким и податливым было под ним ее тело.

Проклятье! Он не желал помнить ничего о тех минутах — и помнил все. Память мучила его всю неделю, то затихая, то просыпаясь, заставляя вспоминать самые мелкие подробности.