Читать книгу "Нарисуй меня счастливой. Натурщица - Алиса Лисовская"

Лучи солнца назойливо светили прямо в глаза. Алина недовольно заворочалась в полусне и попыталась спрятаться от солнечного света в углу кровати. Но солнце настойчиво щекотало ее лицо, словно приговаривая: «Вставай, соня, нечего спать в такой прекрасный день!» Алина спрятала голову под подушку и тут же, окончательно проснувшись, резко села, сбросив с себя одеяло.

Как же она могла забыть?!! Все, теперь она свободна от этой надоевшей за одиннадцать лет школы, от зануд-учителей, от бесконечно длящихся уроков и дурацких экзаменов... На выпускном она, как всегда, была царицей бала, ее даже избрали королевой их параллели выпускников.

Алина бросила взгляд на валяющееся в кресле выпускное платье. Сил ее вчера хватило только на то, чтобы скинуть у кровати свои серебряные босоножки и швырнуть платье на кресло. «Все равно стирать», — подумала Алина и снова откинулась на подушки, прокручивая в голове самые интересные события вчерашней ночи. Юрка сцепился из-за нее с Сашкой из 11 «Б», они даже чуть не подрались в сквере, за школой. Подумаешь, рыцари! Как будто кому-то из них она дала хоть малейший повод претендовать на ее внимание! А вот Игорек из 11 «А» был очень даже ничего, не отходил от нее весь вечер, выполнял все ее желания и даже сделал на спор, ради нее, стойку на руках. Алина улыбнулась, вспомнив завистливые глаза своих одноклассниц, стоящих у стены, в то время как она порхала по школьному залу то с одним, то с другим кавалером, еле находя свободную минутку, чтобы сбегать покурить в женский туалет. Только Майка изредка показывала ей большой палец, вцепившись мертвыми клещами в своего ненаглядного коротконогого Стасика. И чего она в нем нашла? Маленький, страшный и, как все круглые отличники, жуткий зануда. Алина никогда не понимала этой философии — хоть какой, но свой. Хотя... каждый в этой жизни выбирает сам, и если Майку устраивает ее кавалер, то флаг им в руки и счастья — вагон и маленькую тележку. А она, Алина, достойна самого лучшего и никогда ни за каким Стасиком бегать, как собачонка, не будет. Столько желающих за один ее благосклонный взгляд горы свернуть, что хоть паранджу надевай! Только скучные они все какие-то, маленькие, неинтересно с ними. Юрка, конечно, хороший парень, но уже достал своим немым обожанием. С утра до вечера у подъезда сидит, а как увидит ее — немеет и двух слов связно сказать не может. Разве это любовь? А где же красивые слова, как в кино? Где ванны с шампанским, где охапки роз? Алина представила, как все это у нее будет в ближайшем времени... и даже зажмурилась от удовольствия.

Отец с самого детства, с тех пор как она стала помнить себя, называл ее маленькой принцессой. У Алины все всегда было самое лучшее — красивые наряды, великолепные игрушки, которые отец привозил ей из зарубежных командировок, экзотические безделушки, которые тогда нельзя было купить ни одном магазине их провинциального городка. Отец очень любил гулять с ней по выходным в парке. Они действительно великолепно смотрелись — высокий, темноволосый, очень элегантный мужчина и маленькая девочка в нарядном платье, с огромными зелеными глазами и копной густых, золотистых волос, которые выбивались из любых заколок и падали вьющимися прядями на ее круглое личико. Женщины, идущие мимо, всплескивали руками, называли ее куколкой и норовили угостить какой-нибудь сладостью, а мужчины, обменявшись крепким рукопожатием с ее отцом, осторожно прикасались к ее золотистой головке и неизменно выдавали одну и ту же фразу: «Кто будет тот счастливец, которому достанется этот ангел?» «Моя принцесса всегда останется со мной, правда, дочка?» — отшучивался отец и поднимал ее на руки. Алина крепко обнимала руками его шею, пахнущую дорогим одеколоном, и исступленно и радостно шептала отцу прямо в ухо: «Да, да, да!!!»

Алина любила отца самозабвенно и яростно, ревнуя его даже к матери, которая всегда казалась ей слишком безликим существом, проводящим все свое время на кухне и на какой-то совсем неинтересной работе. Алина была в ее больнице пару раз: белые халаты, грязно-зеленые стены, какие-то склянки и этот мерзкий запах болезни и хлорки, лекарств и стареющих тел, который мать источала всегда, даже дома после душа, — все это на фоне такого потрясающего отца и сладкого слова «командировка», после которого на Алину, как из рога изобилия, сыпались всевозможные сюрпризы и подарки, выглядело слишком убого.

Алина любила в те редкие дни, когда отец был дома, забираться по утрам к нему в кровать, барахтаться, щекотаться и говорить глупости. Отец рассказывал ей веселые истории, подкидывал на руках, Алина заразительно хохотала, в комнату из кухни заходила мать и, прислонившись к дверному косяку, несколько мгновений наблюдала их возню.

«Ты совсем избалуешь ее, она уже и так никого, кроме тебя, не слушает и не воспринимает, — негромко говорила мать. — Завтрак готов».

И отец тащил Алину, все еще смеющуюся и брыкающуюся, умываться в ванную.

Когда Алине исполнилось десять лет, отец не вернулся из очередной командировки. Мать почернела и постарела сразу, за одну неделю, и на вопрос Алины, когда приедет папа, отвесила ей затрещину, после чего заперлась в комнате. Плачущая от несправедливости в своей комнате Алина, успокоившись, долго слышала за стеной ее прерывистые рыдания.

Через месяц Алина узнала, что у отца теперь другая семья. Больше всего ее потрясло тогда не то, что отец ушел от матери (Алина, повзрослев, никогда в душе не считала их подходящей парой), а то, что отец бросил ее, свою любимую дочурку, свою куколку, свою принцессу... Мать стала еще молчаливей, взяла в больнице еще полставки и теперь почти не бывала дома, успевая лишь приготовить обед да проверить у дочери уроки. Алина плакала ночами в подушку, целуя подаренного отцом любимого мишку, и оправдывала отца про себя, придумывая самые мыслимые и немыслимые истории, в которых он безумно рвался к ней, но ему постоянно мешали какие-то злоумышленники и его нынешняя мегера-жена, не пуская его к любимой дочери.

Сердобольная соседка баба Маша как-то, поглаживая Алину по голове: «Сиротинушка ты моя, безотцовщина...», по-старчески неприятно поджимая губы, скрипяще произнесла:

— Видела вчерась папашу-то твово. Идет со своей кралей под ручку — и ни стыда ни совести! Бросил родную дитятю и носа не кажет! А мать-то твоя тоже хороша — предлагал он ей деньги-то на тебя платить, так нет же, гордая, отказалась! Теперь вот пластается целыми сутками в больнице своей, а дитя-то позабыто, позаброшено! Пойдем, что ли, сиротинушка ты моя, я тебя супчиком накормлю!

— Спасибо, я сыта, — отказалась Алина, которой неприятны были все эти бабкины оханья и причитанья. — Баб Маш, а где он теперь живет, вы знаете?

— А чего тут не знать?! — удивилась всеведущая старуха. — Весь город уже, поди, знает: не последний человек твой отец-то. Большой дом на площади Ленина знаешь? Красивый такой, весь в балкончиках?

— Конечно, — кивнула Алина. Они с девчонками любили гулять около этого дома, дивясь на его башенки и балкончики и представляя себя принцессами, украденными из старинного родового замка.